Рейтинг публикаций

и стало слово государством мира хранителем верховной тайны бога который защитить её умеет от всех и вся и от себя

Огyльная романтика всегда начинает с абсолюта и всегда кончает пшиком, капитyляцией, закостенелым морализмом, дyxовной смертью. Но тот, кто начинает с понимания, насколько относительны человеческие возможности, тот терпеливо платя свою ценy, может, если повезет, несколько продвинyться на пyти к абсолютy.

Даже если роман его в результате не пойдет, даже если окажется, что не было ни единой причины садиться за письменный стол – определенность, которую он все это время безуспешно выслеживал, перестанет наконец прятаться и подаст голос...

...на задвоpках его пpимитивного сознания мелькала мысль бpосить во внешний миp паpу-тройку бинаpных гpанат, но он тут же вспоминал, что этот миp, котоpый дан ему в ощущениях, и который не снился в самых pадужных снах ни Бальзаку, ни Стендалю, не изменить...

Вполне по силам это дело. И работа, прямо скажу, – нравится. В смысле уходишь в космос, а там – сам себе хозяин. Плывёшь в бездне… мысли разные в голову лезут… Сравниваешь поневоле размеры ничтожные свои и бесконечные космоса… А там в космосе повсюду ржавые и не очень холодильники, биотуалеты, комбинезоны, скафандры и шлемы, ботинки-бутсы… Много компьютеров, антенн, кресел, сплющенных капсюль летательных аппаратов, раздавленных летающих тарелок в космосе пруд пруди.

И тогда тетя Леля сказала ей замечательные слова, которые можно повесить как плакат на стене медицинских учреждений: – Если Вы не способны сказать слова утешения – пройдите молча!

С пляжа ветер – смесь соды и йода – по-солдатски песочит дома. Это рабское слово «свобода», это долгое слово «зима».

Любят, возможно, многие. Но когда любит добрый, он любит всё. А когда любит добрый гениальный поэт, то эта добрая любовь — ко всему — остаётся нам.

Одна твоя половина принимает, а другая отдаёт, ты игра бездны в Бога и мир, ты мнимый водораздел океана, колебания Разума.

...быть-может-трактаты пишут, стратегии развивают в фиг-знает-романах, на сценах ставят что-ж-тут-поделаешь-драмы, и разбегаются, как тараканы на кухне ночью при включенном свете, именуя побег свой тараканий гордо – садом расходящихся троп...

Так и жили. Сидели на несчастной зассанной лавчонке, как утопающие в шлюпке, и не было их морю ни конца, ни края.