Рейтинг публикаций

Он оказался прав – всё замелькало, запестрело, сорвалось с петель. А ведь был каждый день: круглый, как яблоко, большой, объёмный. Где они? В тебе, понятно, но ты не такой, не такой – каждый месяц, год, десятилетие…

Я выдумал… как бы это назвать?.. Рыботерапию что ли… (...) И я тогда целые курсы разработал. Методики. И в отличие от многих подобных «школ», «студий», «оздоровительных сеансов», «нетрадиционной медицины», «всяческого развития», и – никакого обмана в моих штуках не было… Это не было шарлатанство… Я не лечил и не претендовал. И никакой «тоталитарной секты» не создавал… Хотя было бы забавно… Ихтио-религия… Храм Аквариума…

...меня интересовал не столько сам Гегель и отличие его философии от других учений, сколько человек, и всегда хотелось – с помощью Гегеля – знать, а главное понимать в человеке то, чего я еще не знал, а если и знал, то не понимал сути или не мог ее четко сформулировать.

Интеллектуалы почти всегда не видят того, что есть. Действительность у них всегда виновата. Она недостаточно хороша. А сами они ‒ хороши. Таков политик и поэт Е. Р. из Екатеринбурга, говорящий (...) выпускникам школ: уезжайте за границу, вы слишком хороши для этой страны. (А может, думаю я, совсем наоборот: родина слишком глубокие духовные задачи ставит перед ними, оболтанными щенками-котятами капитализма, настолько глубокие, что они легко цепляются на крючок бегства?) Таков был Ленин. Таков весь перманентно революционный класс. Он живет в «идеальных» проекциях, то есть в проекциях своих идей...

И высятся пирамидально словесные громады Манна.
И раскачивает на ветру бытия внушительно-добрые, трогательно-человечные построения Бёлля…

Любопытство это не стремление к познанию, истине или, более шире, к неизвестному, это стремление к живому, с чем бы это живое не было связано в человеке; таков древний и, на мой взгляд, точный смысл любопытства как начала философии, поэтому образ чудачка, странненького или убогонького, заглядывающегося на звезды, образ фантазера-Фарятьева, смещает акценты и романтизирует достаточно жесткую проблему сохранения и, тем более, возрождения жизненности, живости.

Как ни посмотришь в окошко — \ всегда ряд птиц небесных летающих, \ на швейных машинках крыльев воздух латающих... \ И это, право, роскошно\\ (...) Да здравствуют эти птицы — швеи-мотористки, швеи-ручницы!

...пессимизм Шопенгауэра и Гартмана (...) целиком и полностью совпадает с христианским вероучением, согласно которому земные блага призрачны, а потому счастье недостижимо человеком в его земной жизни. Экклезиаст выражает ту же самую мысль своим знаменитым изречением, которое приводится Гартманом в резюме «первой стадии иллюзии»: «Vanitas vanitatum, et omnia vanitas» («Суета сует, все суета»).

Я влюбился в яблоню весною \ И повёл её жениться в ЗАГС. \ Вдруг навстречу вышел с хлебом-солью Карла Маркс. \ -Вот, возьмите от лица имперьялизма \ Мою трогательную книжку «Капитал». – \ И трясясь в объятьях пароксизма, \ Карл заплакал и захохотал. (...)

Звезда его горела ярко: и лучи, идущие от неё, не охладели…

Ты наг и юн в пространстве простыни, \ любовь соленая лизнет тебя вдоль бедер, \ сметет тебя не сразу в пыль веков, \ остаток света вырвав из-под век. \ Не нервничай, несчастный человек. \ На это место завтра ляжет третий: \ не тот, который ты, не тот, что был, \ да и не будет он за вас двоих в ответе.