Рейтинг публикаций

Колокола, небесные подранки, // лакают облака. Еще не скоро - // на плечи брать зареванные санки // и приходить к Успенскому собору.

Папин отец тоже давно умер. И был у нас один Пан Тадеуш, угрюмая, часто не очень разговорчивая фигура за нашим столом, а иногда появлялся его сын, игравший роль дяди в нашей скупой коллекции настоящих и случайных родственников.

Если бы мне позволено было задавать вопросы, я бы их задавала очень много, всем людям подряд.Я бы спрашивала: вы уверены, что живете здесь и сейчас? вы живете прошлым, настоящим или будущим? а это как? Еще спрашивала бы: какой основной мотив вашей жизни? вы его помните? ловите? знаете? вы боретесь с ним или принимаете его? какие другие мотивы его усиливают, какие растворяют?

Мы два раза прочли вашу книгу от первой до последней строчки, днем порознь, а вечером вместе, вечером вместе, а днем порознь, и мы крайне сожалеем, что у нас нет второго обещанного вами экземпляра.

В полдень шестого месяца Тха по десяти поселкам великой стройки разнеслась весть: один из ста тысяч строителей Башни – Бог. Разумеется, были заданы все приличествующие случаю вопросы: правда ли это? зачем Он явился? кто Он?

Подняв зеркальце и убедившись, что оно разбито окончательно и бесповоротно, В. П. крякнул с досады и, зачем-то заглянув в него и увидав себя и мир странно искажёнными в его осколках, – вздрогнул, ибо мир, утратив привычные черты, вдруг приобрёл какую-то чудну́ю текучесть и зыбкость;

Тот сентябрь не отличался от нынешнего - пригородные жители по-прежнему ходили в винную лавку, ели прелые яблоки с рынка, ждали выходных и прислушивались к шуму далеких паровозов.

Девочка училась со мной в одном классе. Сейчас сложно выудить из черепной коробки хотя бы одну-единственную подробность о том, как она выглядела, просто девочка как девочка, ценность воспоминания в другом, зачем она пришла в тот день к нашему дому, поднялась на четвертый этаж и позвонила в дверь.

Чтобы продлить иллюзию вечного продолжения эпоса, самую отличительную черту потребительской природы массовой культуры, всем супергероям суждено быть откровенно несчастными в личной жизни – у Супермена вечные «но» служебного романа с сотрудницей Лоис Лейн (Супермен, единственный из супергероев, не носящий маски для камуфляжа своей сверхестественной личности, «прикрывается» службой простого журналиста); разнообразные избранницы Бэтмена, как новые объективные аспекты его тайной деятельности, постоянно меняются; Питер Паркер заявляет тайной любви своей жизни, которая даже приняла его «супергероическую шизофрению», прямо и убедительно: «Я должен быть Человеком-Пауком. Нам никогда не быть вместе»

Спишь, а жизнь уже повернула налево.

– Паук, может не будем? – попытался вмешался Обезьяна, но Паук уже соскочил на стол и встал в боевую позу: выкатил грудь, выставил вперед важно ножку и притоптывал своим до смертоносного блеска надраеннным носком, шпора при этом звонко позвякивала, тишина зала наливалась тревожным звучанием скандала.

Авторский замысел становится понятным, если ты добираешься до конца текста. Или, хотя бы, до его середины. Поэтому прочи-тать следует хотя бы половину. Мы растягиваем публикацию романа на три больших куска, поступая против своих правил (обычно я стараюсь вывешивать тексты небольшими порциями) только лишь для того, чтобы замысел Негина проступил во всем своем первозданном великолепии. Это странный роман «из новых», постсорокинских текстов, ма-нифестирующий не только внешнюю (формальную), но и внутреннюю свободу. Однако же, важно почувствовать за этой независимостью и манипуляциями, нешуточную авторскую боль, делающую «Кипарис во дворе» особенно ценным. Роман начина-ет работать там, где в авторском замысле возникают прорехи, когда текст, на какое-то пространство, теряет своё самодовольное лицо. Это это очень искренняя книга, читатель.