Литературная критика

Последователи Белого больше не ищут никаких героев и идей, они одержимы поиском радикальных открытий и методов. В современной литературе метод окончательно пришел на смену герою:

Что касается меня, то я вообще не верю в то, что за словом "литература" когда-либо что-нибудь скрывалось кроме пустоты. То есть я думаю, что никакой литературы попросту никогда не было, так что и умирать-то, в общем-то, нечему! А всегда был, есть и будет чистый индивидуальный акт творчества, создающий из ничего нечто. И между двумя такими актами, пусть даже осуществленными при помощи карандаша и бумаги, скорее всего, нет и не должно быть ничего общего.

...можно увидеть те характерные для самиздата черты, которые делают его особым видом творчества. Во-первых, это мифотворчество. Предметом мифологизации становится как действительность, так и сознание читателя, да и сам автор, который в некоторой степени пересоздает мир, давая свою собственную интерпретацию событий, которых возможно даже и не было. Ответственности за достоверность информации он никакой не несет. (Мой журнал - что хочу, то и пишу.) Вторая особенность - формотворчество (или "формопластика"). Не имея никаких ограничений, предметом творчества становится сама форма журнала...

Журнал с направлением - вот что сегодня может быть восстребовано. Не просто ежемесячник (каким, к примеру, позиционирует себя нынешнее <Знамя>), но группа единомышленников, объединённых схожими эстетическими задачами. Совсем как когда-то, давным давно, не в этой жизни.

Нулевому номеру предпослан редакционный врез. Анонимный автор (Прусаков? главный редактор Андрей Щетников?) медитирует над отсутствующим порядковым номером: <и я вдруг понимаю, что ноль, оторванный от двухмерности бехгалтерских сводок и философских концепций - это простое яйцо...>

...смысл социальной маргинальности, отказа от привычных карьерных схем, так называемый "уход в тину", для культуры андеграунда 70-80-х годов не сводился к только к диссидентскому протесту против политического режима - в значительной степени это был и эстетический жест, признание имманентной художественной ценности бытия люмпена.

Дело не в том , что появляется фигура автора, - эка невидаль, это многократно где угодно как угодно опробировано, в той же драматургии. Но тут всё подчинено только одному - персонажи сами исследуют свою зависимость от автора ( как раз полифонически). Дело в том, что, представьте себе, - персонажи романа, который сочиняешь, "прочитали" книги М.Бахтина и узнали о пределе собственной свободы, так сказать, о возможности "полифонического" соучастия в романе наравне с самим автором...То есть, они возмутились и "полезли" на автора, и всё по правилу...

Книга эта странно удивляет. Удивляет своей наивностью и безмерной удаленностью от всяческих намеков на постмодернизм и даже модернизм. Простой, совершенно "неумышленный" стиль изложения...

я думаю, что Островский, возможно, сам того не желая, в лице Глумова как раз и представил образ идеального писателя. Потому что настоящий писатель и должен, в сущности, точно так же долго и упорно втираться, делать карьеру, всем льстить, а потом вдруг раз - и окружающие неожиданно читают его книгу, в которой он всех обсирает! Кайф! Окидывая мысленным взором мировую литературу последнего столетия невольно ловишь себя на мысли, что именно в этом и заключается главный смысл литературы.

Широта подхода и ясность мысли - вот чего не хватает практически всем сегодняшним колумнистам и газетно-журнальным обозревателям. Я-то из своего, литературного, огорода об этом сужу. Нынешняя литературная критика - тема вообще болезненная и неприятная. Подгнило что-то в этом королевстве. На глазах всё рушится, истекает клюквенным соком, превращаясь в тупую и непродуктивную тусовку (и ничего сверх этого). Тексты уже давно никто не разбирает. Даже и не пытается разбирать, главное же - больше шуму поднять, мути нагнать.

...в отличие от книг Джойса, Пруста или там Гомера никто никогда не стесняется признаться в том, что так и не смог дочитать роман <Мать> до конца. Удивительный феномен! В этом отношении Горький является прямым предшественником писателей-постмодернистов, и в частности, представителей <нового романа>, считавших занимательность чуть ли не знаком дурного тона.

...я вообще никогда не понимала, почему практически все существующие на сегодняшний день антиутопии в той или иной степени носят морально-этический, а не эстетический характер. Настоящая антитутопия, по-моему, еще не написана, так как к морали она никакого отношения не имеет и должна называться "Власть уродов" или же как-то в этом роде. Впрочем, кажется, именно такую антиутопию уже и пишет теперь сама жизнь...