Литературная критика

Ничто так не изменяет мир, как его описание. Философы объясняют это правило с помощью следующего парадокса. Представьте себе Книгу, в которую заносятся все состояния вселенной в каждый момент ее существования, все происходящие в ней изменения. Для простоты задачи представьте, что вселенная эта конечна. Будет ли такая Книга написана? Нет, потому что акты записи тоже происходят во вселенной и являются ее изменениями - так же, как и акты записи записей.

В "Эстетике" Гегеля обозначены две основные жанровые разновидности эпоса. Первая из них - героический эпос, соответствующий тем историческим условиям, которые не стесняют гражданской инициативы отдельной личности. Не будем далеко ходить за примерами: прекрасными образцами "не стесненной гражданской инициативы" в русской литературе были Тарас Бульба и Павел Иванович Чичиков. Удивительно ли, что оба они возникли в период активного поиска национально-литературной идентичности?

Есть нравственный закон над нами и нравственное чувство внутри нас - перемена мест слагаемых ведет к тяжкому вестибулярному расстройству. Попытка окружить "правовым полем" проблему, требующую от человека напряжений индивидуально-нравственного начала, является грубой антиобщественной провокацией. Результатом ее будет взаимное оскорбление Закона, которому не показаны ни интеллектуальные, ни тем более нравственные усилия, и Нравственности, для которой "правовое поле" смертельно.

Любовь, да хоть бы и тети Дуси к дяде Пете, это вовсе не вызов бесчеловечному строю, а наоборот, его какая-никакая легализация. И последовал взрыв отечественной и зарубежной любви. Любовь стала такой же национальной идеей, как и врожденная святость пролетариата. За любовь прощали многое. И полуфронду Окуджавы, и моветоны Евтушенко, и белогвардейские замашки Ахматовой и Цветаевой. И фельетонную едкость Булгакова. Потому что вся эта романтика доказывала критикам социальной модели гуманное содержание казалось бы бесчеловечной формы. Но дело было не только и не столько в этом. Изображаемая наполненность человеческой жизни простым и понятным эмоциональным содержанием (как бы ни изображалось) на самом деле была такой же ложью, как и поголовная озабоченность населения ростом производительности труда, например. Но романтическую любовную ложь пипл еще хавал. Как наркотик, допинг, без которого вся эта поистине порнография существования не продержалась бы и дня. Но и не в этом только также было дело, а еще и в том, что любовь, как бы там ни было, такая же правда в сердце человека как Бог. Какое бы безбожное государство не являлось его, человека, страной пребывания.

"Произведение" как упорядоченное целое вообще исчезает из искусства. Нам известно, что в любой системе должна быть иерархия, центр, периферия, более высокий и более низкий уровень. Произведения искусства создаются по принципу системной организации - правило перспективы в живописи, гармонические звукоряды в музыке, пропорции человеческого тела в скульптуре и т.д. В современном искусстве эта упорядоченность исчезает, художники представляют определенным образом соединенные материалы и невнятные намеки на то, как с этим обращаться, а уже зритель должен создать из этого в своем изображении какой-то, образ, найти какой-то смысл.

Наконец-то, широкая аудитория читателей может узнать, чьи несколько строк привел в качестве эпиграфа к своему "Generation П" В.Пелевин. Наконец-то можно непосредственно на русском языке ознакомиться с национальной гордостью Канады, которую канадцы ставят в один ряд с Берроузом, Пинчоном и Бартом, а кое-кто и с Джойсом. Короче говоря, наконец-то издан один из немногочисленных романов Леонарда Коэна.

С чувством обостренно глубокого удовлетворительного вдохновения, вот уже без малого десятилетие, воспринимает вся Прогрессивная Гуманитарная Общественность Государства Российского регулярно выходящие из РГУП "Чебоксарская типография ?1" (или из ОАО типографии "Новости") крепенькие томики журнала Новое Литературное Обозрение. За время многих лет своей истории, сие изночально хилое, но весьма эксклюзивное интеллектуальное детище своего владетельного хозяина (хозяйки) отошло от белесых небогатых обложечек первоначальных "исторических" номеров в сторону добротнопереплетенного буржуазного глянца и блестящей Радуги Помпезного Хроматизма.

Экспресс-рецензия, тяготеющая по размером даже и к аннотации, жанр достаточно трудный, нашей критике практически недоступный. Попробуйте в двух трёх абзацах изящно уловить и передать суть прочитанного. Тут нужен точный взгляд и, возможно, позаимствованное у поэзии, экономное распределение минимального текстуального пространства. Подобные рецензии вообще можно назвать филологическими виршами: ни слова лишнего. Ни фразы в простоте.

Харуки Мураками, конечно, тотальный любимец всей просвещенно-продвинутой и склонной к чтению публики. Поэтому писать о нем что-либо - задача не столько малоактуальная и неблагодатная, сколько бессмысленная и претенциозная. Впрочем, это касается всех модных авторов книжного рынка, особенно писателей транснационального масштаба. А Мураками как раз таков.

В принципе, Тютчев не был совсем лишен способностей. Худенький старичок со взъерошенными остатками седых волосок вокруг лысины, в круглых очечках - таким его всегда изображали на всех портретах, какое-то порхающее неземное существо, учитель танцев.

Чупринин (...) сам стесняется своей "аналитики", всё-таки человеческое ему не чуждо: никак не может решить, инициировал Березовский "дело Проханова" или не инициировал? Для интересующихся этим вопросом информация к размышлению...

Переезжая на размытые длиннотой полосы прибоя берега Леванта, многие лингвистически малосемитские сосуды речи часто оказываются в весьма непростой ситуации: здесь явно имеет место произрастать некий самобытный и самодовольный язык. Вместе с тем, достойно артикулировать на нем свой природный речеслов почему-то оказывается делом совершенно невозможным. Избыточная влажность здешних малозеленых палестин терпким прибоем тельавивской набережной стремится убаюкать в своей смертоносной жаровне всякое нетривиальное движение мысли, всякую, неоправданную мздою, искренность текста, испепелить любой саженец публичного своеобразия...