Онтологические прогулки

...невыносимая правда бессмысленности нашего существования есть трагический дар Кафки. Открытый им «homo absurdus» не принадлежит какой-то определенной эпохе, как хочется это видеть тем, кто мыслит литературный процесс исключительно в рамках социально-исторического детерминизма; это – универсальная антропологическая черта человека и важнейшая, если не главная, примета человеческого существования вообще.

...Перед этими страшными словами равны все; и нет такой силы в мире, которая могла бы их превозмочь. Ужасы всех войн, катастроф, эпидемий, смертельных болезней и просто смертей, ужас Освенцима и прочие «ужасы жизни», коими переполнено человеческое существование, не могут сравниться с ужасной правдой этих строк.

"...народная память с трудом удерживает «индивидуальные» события и «подлинные» лица. В своем функционировании она опирается на отличные от истории структуры: использует категории вместо событий, архетипы вместо исторических персонажей».

Понимание древней культуры, поэзии в частности, может быть полным настолько, насколько человек способен отрешиться от сегодняшнего себя в пользу тогдашнего или, по крайней мере, всегдашнего. Такое отрешение — несомненная функция знания, художественного опыта, способности к внутреннему историческому преображению.

...Серебряный век русской литературы был золотым веком русской философии. И фигура Сергея Николаевича Дурылина без всяких сомнений проходит по ведомству философскому.

Все происходит здесь и сейчас
Дух времени не знает злобы дня

Философия, последовательно развенчивая всех идолов и кумиров повседневного существования, приходит к смысловому ничто как исходному состоянию. Эта tabula rasa не должна быть заполнена ничем; нужно научиться жить в предстоянии этой черной дыры (или белого листа) сознания. Это практически невыполнимая и невозможная для человека задача. Но ведь и сам человек невозможен.

Притчу не всегда легко выделить в тексте: с одной стороны с басней граничит, с другой — с аллегорией, развернутой метафорой...

Однажды любимый хлебный киоск философа закрылся. Он был безутешен и много дней подряд предавался печали. Когда его пристыдили, что, мол, он печалится по недостойному для философа поводу, он согласился и стал печалиться так, чтобы другие не замечали его печали.

В ситуации «после смерти Бога», и, соответственно, «смерти человека» и «смерти самой смерти» наиболее зоркие художники-мыслители увидели мир как нескончаемый водоворот фрагментов непонятной действительности, стремящейся как «река времени» из ниоткуда в никуда.

...у поэта были основания по-своему многое рассказать, в том числе историю Исхода из рабства, запечатленную в прозе в двух книгах Учения (Торы), и еще в трех книгах Пророков — историю новой страны вплоть до воцаренья Давида. Поэту понадобилось семьдесят два стиха.