Рейтинг публикаций

Человек — исказитель бытия, бытие — исказитель человека, а вместе они порождают бесконечность уродства.

…учиться вовсе не обязательно нужно через тоскливое и жалкое. Можно сразу учиться через радужное, яркое и прекрасное!

В Москве тоже царствовали морозы, но закаты здесь были червонного золота, и Москва стояла в закатах этих...

...Хемингуэй, прочитав рассказ Андрея Платонова «Возвращение» в переводе на английский, воскликнул: «Вот мой учитель!». Полнолуние. Заяц толчет в ступе волшебный корень бессмертных слов. Все лишь ступог к имени, даже ночная Вселенная. Среда, ветер, голос горестный: «Когда же ты вернешься?». Две черных собаки у обочины, нехотя встав, отошли в сторону. Ночь, умный череп. Ибо из тварей, которые дышат и ползают в прахе, истинно в целой вселенной несчастнее нет человека.

Бытие – бульон ещё несуществующих вещей, мириады всевозможных форм растворены в нём, как соль. И вот, о чудо, появляется мироздание, плывёт айсбергом в пучине Бытия. Его твёрдое сияющее тело состоит из той же воды возможности. Разве он не новый прекрасный сон, в котором всегда будет чего-то слишком, а чего-то мало? Разве он не симуляция той соли смысла, что растворена в Бытии?

Они утверждали, что в этот мир нас явилось двое. И как же я жаждал повстречать того другого, которого все они так боялись!

Маэстро VICO MAGISTRETTI вероятно и не знает, что его ложе весьма популярно у нас в городе...

...огромная перваншево-синяя туча закрыла солнце, а над тучей во все стороны вырвались розовые лучи. Ветер усилился. Кое-где стали пролетать редкие снежинки, а затем… Затем в огороде раздалось неровное придыхание и настороженное фырканье. Дед поднялся с бревна и от удивления приложил на макушку головы руку. Женька тоже поднялся — и встал, как вкопанный! Посреди огорода рыхлый снег строптиво ковырял дивный конь...

...я понял, что умираю уже давно, всю жизнь, с самого рождения и буду умирать до скончания века и так и не умру. Ибо и век не кончится никогда. Все застыло в магме непонятно ускользающей вечности. Это мысль показалась мне настолько чудовищной, что захотелось просто бесследно исчезнуть. Или не родиться. Но это невозможно. Навис день смуглой тоски.

Он стоял и смотрел на нас. Старый волчара, прошедший Афган, безжалостно муштрующий нас здесь и старающийся сберечь наши жизни в Чечне, с незыблемым авторитетом, с необычайной военной чуйкой – ас в своём деле.

Мы смотрели друг на друга, исподлобья, знакомясь – я, бездарное перекати-поле, от всего оторванный лист, и старинная выморочная халупа, затянутая, как в паутину, в пурпурный девичий виноград.