Рейтинг публикаций

Моря не было. Оно пропало. Была безбрежная чёрная яма. А свет слоился, как туман. Свет медленно двигался и сиял над этой ямой. Месяц Ясный висел прямо над этим светом, капитанский китель на нём болтался, как на вешалке; исхудалой рукой он томно двигал слои света то туда, то сюда; и от этого множество оттенков лунности вспыхивали в обманутом воздухе и гасли, вспыхивали и гасли.
- Ваше Сиятельство! Вы неправильно сияете! – прошептала девочка...

- Что-то не туда едем? – высказал я сомнение, опуская правую руку в карман.
- Не дергайся майор! – прозвучало напыщенно в ответ. – Надо отвечать за свои преступление перед чеченским народом. Забери у него автомат. – Задний захватил мою голову и приставил к шее нож.

...Я разрыл землю, включил фонарь и увидел горшок, застрявший между обгорелыми брёвнами. Я позвал Арсения. Он подбежал ко мне с металлоискателем наперевес.
— Слава Нептуну! — завопил Сеня и добавил тише, спохватившись, — роем!

«Привычный мир – это только начало, – понял Андроников. – Это нечто вроде стартовой позиции на шахматной доске».

Они дружили с детства, росли в одном дворе, сидели за одной партой, а теперь учились в одном институте, и даже на одном факультете – историческом.

Мы – часть тебя, ты – часть галактики, галактика – вселенной, вселенная – круга миров, круг миров – Абсолюта, Абсолют – ничто, а ничто – часть нас. Да будет, о солнце, воля твоя прозрачной...

Жизнь – изобретательный сценарист. Если бы десять лет назад кто-нибудь сказал Павлу, что он будет сидеть по левую руку от своего мучителя на поминках собственного отца и принимать соболезнования, он, скорее всего, не поверил бы.

...было тесно и уютно! Всюду мелькала разноцветная жизнь! Полоски, кружочки, блёстки, шипики, усики и всевозможные глазки – кишмя кишели кругом! Жемчужницы, разинув свои домики, чванились великолепным жемчугом: белым, как молоко, розовым, как утро и чёрным, как ночь. Медузы томно кружились, изнемогая под тяжестью своих изысканных платьев. Креветки, звёзды, коньки и ежи, и ещё какая-то неопределённая, недовылупившаяся, разбитная мелочь, и с ними пара осьминогов, преодолевших чернильную злость – все кувыркались! все веселились повсюду! Ах, если б здесь, в подводье, запеть бы хором!

...Как этот экстаз длился такой длительное время, понять было нельзя. Но каждому в жизни дается своя возможность и мера всего.

Мэр был такой разнообразный: и рыбный, и львиный, и насекомохвостый, словно он собрал в себя всех существ мира, и – да… он был – чрезмерный! И, только лишь, в нём не было ни капельки от одного обитателя земли – человека. Но человек впрыгнул в его янтарные глаза. Сам? В смысле – сам впрыгнул? А не в том смысле, что мэра зовут Самом.
– Ясненько… – пробормотала Оля, хотя всё ещё больше запуталось.
– Хме! Хме! Хме! – снова рассмеялся Сам и неожиданно спросил по-доброму: –Кушать хочешь?
И тут же выкрикнул слово «суп!», и все сошли с ума.

Дорогой председатель! Я не хочу быть царем. Мне и этого было бы мало. Мне надо быть в то же время еще и отверженным, и нищим, и дервишем. Я всеми хочу быть. Но для этого надо быть, как ты… А это разве возможно?