Рейтинг публикаций

Для того, чтобы увидеть это вокруг себя, нет необходимости вступать в вольтерьянскую ложу или в многостороннюю комиссию. Сегодня вечером включите телевизор на любом канале, внимательно всмотритесь в человекообразные маски на мордах нелюдей, загляните в их оловянные глаза, вслушайтесь в их бессмысленную речь. Вы все еще уверены, что они люди?

Помимо героя по имени Розанов у Розанова-автора были и другие духовно близкие ему герои – Федор Достоевский, Григорий Распутин, Айседора Дункан…

В двух картинах художника просматриваются образы и формы предметной действительности, разобранной и заново собранной для создания особого настроения, метафорической репрезентации лежащей в основе эмоции. Третья работа, представляющая собой полную абстракцию, создаёт ощущение теплоты, уютности, замкнутого в себе пространства...

Проснулась под вечер // И вышла гулять // В сиреневом небе // Качалась луна...

Во второй половине июля начались налеты немецкой авиации. Почти каждую ночь, а иногда и днем налетали немецкие самолеты. По радио объявляли: "Граждане, воздушная тревога! Воздушная тревога!". Зенитные пулеметы и пушки открывали стрельбу. [В ночном небе появлялись подвижные прожекторные лучи. На заводах и по радио протяжно-прерывисто выли сирены...] Всех охватывал панический страх...

Памяти СССР, «свободы слова» начала 90-х годов и перестрочечной жизни Екатеринбурга, бывшего тогда Свердловском. Пять последних ностальгических расследований в жанре non-fiction. Кража на пути к Уфалею. Исчезновение шерстяного даблоида. Преступная уборщица. Последний подвиг Колбаскина. Замедленная мина Вильгельмины Веджибергер.

Все эти инструменты достались Жирмудскому в наследство от его умерших друзей, славных ребят, с которыми в восьмом классе Жирмудский организовал так называемый вокально-инструментальный ансамбль – ну, это для семидесятых годов мягкое словообразование, а в миру оно называлось рок-группой

Существуют три источника знания – жизнь, книги и что-нибудь еще неожиданное. Например, бывший арестант, поселившийся по соседству.

Загадочная и увлекательная штука – // наш язык! // Вот, к примеру, я начинаю говорить: // «Голу…» – // и вы затаили дыхание.

Кто глаза твои, будто крыжовник, зеленые, колючие и кислые поцелует весной, на исходе жизни?

По мыслям осень бродит рыжей кобылицей. // По пальцам рыщет черно-бурая лисица. // По пятнам пятниц черно-бурая весна. По гексапальцам гексобурая лиса. // Лица не выведать, невыеденных лиц. // Улисс ли явится в обличье Одиссея, Каких столиц не задурманила Ахея, // Важнее нет лузурноплещущих границ.

И вот у нас, в Берлине, уже глубинная осень, и я веду дневник, точнее, не дневник, а тетрадь — если коротко охарактеризовать все мои записи за последнее время, то это будет "курс начинающего эмигранта"