Рейтинг публикаций

Хороший город - Париж. Улицы его широки и не длинны, впрочем, не весьма широки, а пропорционально широки, как на картинке, что в совокупности со стенами зданий и мостовыми создает впечатление игрушки. Чистенький город. Не без дерьма, конечно, ну да оно, говорят, лезет из всякого, - вопрос только когда и сколько, и сразу этого не заметно - только потом, но про все, что было потом, мы вспоминать не будем.

Поразительно, как ныне вкус людей у власти совпал со вкусом масс.

Метод выбран фрейдистский.

Проблема "существует ли литература"... как-то ненавязчиво стала проблемой иной, а именно: существует ли не литература?

...в России произошло нечто более страшное, чем литературная катастрофа. Начиная с 1917 года, в России возник феномен назначаемой славы. Возьмем соратников Ленина – Воровского, Урицкого, Семашко, Троцкого, Сталина, Зиновьева… Всем им почти сразу после своего прихода к власти Ленин дал или по целому городу, переименованному в их честь, или, в крайнем случае, по улице-другой чуть ли не в каждом городе. В общем, они стали считаться гениями и талантами. А за что? Они повторяли пустоту, которую он говорил.

Да что там – люди! Сам Господь Бог, только до третьего дня творения, что-то создавал и объединял всяческие элементы мироздания, а впоследствии начал все именно разделять. Земную твердь от небесной, сушу от воды, зверей от рыб морских, ребро от Адама. Потом Адама и Еву от Рая, потом Авеля от Каина, потом разделение языков, потом отделение народа Израилева... И так далее: разделение, разделение, разделение.

И вдарил мороз -35 градусов, окна все в палате заледенели. Обрадовался бы Константин Леонтьев, который, помнится, все хотел Россию немножко подморозить. Вот и подморозили ее: за окном неживой сатурнианский пейзаж и огромный невидимый скальпель делает какие-то разрезы на бесчувственном теле страны. А мы при этом особенно не волнуемся, поскольку ничего не понимаем, а кипятим в банке воду для чая ...

Часто за маргинальностью прячутся люди не способные выбирать, быть кем-то. За маргинальной иронией (а какой маргинал обходится без иронии! ) нередко прячется боязнь самоидентификации. Ну, и, в конечном итоге, подловатая позиция: чуть что - моя хата с краю! За внешним нонконформизмом обычно таится тривиальное холопство: сильные мира сего всерьез не воспримут, а, может быть, позабавятся, отнесутся, как к шуту, как к дурачку, и кинут кости с барского стола, да еще и стаканчик водки нальют...

Захер Мазох: «Жизнь не шутка и не забава, жизнь даже не наслаждение… Жизнь – тяжёлый труд. Отречение, отречение постоянное – вот её тайный смысл, её разгадка: не исполнение её любимых мыслей и мечтаний, как бы возвышенны они ни были, – исполнение долга, – вот о чём следует заботиться человеку».

Не надо катить бочку на православие просто так, с кондачка, мы, рейверы, этого так не спустим.

Надо стараться, работать, пока есть свет, сближать несближаемое - homo mysticus и homo faber, учиться целовать незримое лицо, носить в груди белое, независтное и прозорливое сердце и, самое главное, не забывать каждый день закрывать глаза, чтобы увидеть в Небе плавное непрекращающееся движение.