Рейтинг публикаций

В тот миг я решил порвать со всей своей прошлой жизнью. Раньше никогда не бывал за границей, Бог знает, когда ещё поеду, когда ещё у меня будет такой дьявольский шанс. Избавиться навсегда от толстухи-жены, порвать все узы с проклятой инженерной работой, со страной, где всё не так, всё серо, где от всего болит голова, – со Страной Лентяев. Я скрылся в придорожный лес, как ведьма, преследуемая инквизицией.

Пеня бултыхается на месте, орёт, воду хлебает, а мы потешаемся – потонет или нет. Камни бросаем – хватайся, Пеня!

”Француженке” Иван Фомич указал, что ее рейтузы дискредитируют саму идею модернизации образования.

Лихутин судорожно задрыгал ногами в пустоте; при этом он явственно видел и слышал все, что происходило вокруг: отблески фонарей на стенах; стук и царапанье во входную дверь… Шнур сдавил горло, случайно прижав к подбородку два пальца; Лихутин попытался вырвать руку из удавки, но у него ничего не вышло; он начал задыхаться; вверху послышался треск; ему показалось, что в голове что-то лопнуло, и он полетел прямо в смерть…

И всё-таки я – поэт. Я могу писать, только находясь в экстремальных условиях, чувствуя запах разрушения. Разрушая себя, я создаю тексты. Описывая разрушение, я освобождаюсь от него. Я не писатель, набравший опыта и теперь распределяющий его по персонажам и сюжетным ситуациям. Я живу, хлебаю мир и выплёвываю его на бумаге и снова остаюсь пустым

Прошло много лет, прежде чем я осознала всю истинность и печаль этих русско-еврейских отношений.

Вы знаете, тёмная комната это одно, а тёмная ванная комната - это нечто совсем другое. Когда темно и по тебе бежит теплая вода. И округлое под ногами, гладкое, прохладное. И плоское скользкое в руке. А вода журчит и бежит по спине и даже по голове и по рукам и проникает в другие места - это невыносимо страшно! И темнота. И что хуже, есть невидимое в этой темноте зеркало.

Граница бытия и НЕ-бытия. Я живу на тонкой – тонкой ниточке МЕЖДУ. Ура! Я пограничник!

Восход по ранней весне, как атомная война. Позади домов занимается зарево. Нервно пульсируют указатели реклам. Вот-вот до твоих ушей докатиться грохот взрыва. Прислушиваешься, жилы на горле, как струна. И тут – виу, пиу…. Неужели и вправду падают снаряды в вырытые нами воронки? Сработала автомобильная сигнализация. Повопила, сколько хотела, и заткнулась. Спорю, никто машину не трогал. Просто ей захотелось выкричаться. И она закричала. Бывает, что хочется вопить, до спазмов в глотке, до сухого кашля. Прокричишься и чувствуешь, что могильный камень, который давит на сердце, чуть сдвинулся.

О том, что Роберт Ароныч, скромный редактор местного издательства <Родной причал>, без ума от Леночки Рабиновичевой, сам он узнал от беллетриста Дустоевского. А выяснив некоторые подробности своего страстного романа, Роберт Ароныч и вовсе потерял покой, с которым не расставался вот уже лет тридцать.

Слава про Зигфрида ходила однозначная – он достает оружие не для того, чтобы напугать, а для того, чтобы стрелять.