Рейтинг публикаций

Должны быть законы в этом мире, мир не может жить без системы, без смысла, без идеи. А раз она есть, то ее непременно можно найти. Я точно знаю, что можно!

- А мама? Мама прелестная?
Машка, подумав:
- Мама чудовище.
Я, огорчившись, соглашаюсь смиренно:
- Да, наверное. Мама чудовище.

Ты все знаешь?

Я действительно хорошая девочка. На самом деле.

В общем, подходят они к нам раскорякой, поправляют автоматы, чтобы руки красиво лежали. Пожилой и юный, точно из рекламы равных возможностей. Пожилой, один в один герой криминальных драм - подтянутый, с коротким седым ёжиком, с глазами, посаженными на разные, что ли, уровни; этакий Гэбриэль Бирн.

После дождя по улице // Катаю малыша...

Хорошо бы художественно описать принципиальную недемократичность демократических институтов, т.е. просто взять пресловутый парадокс нетранзитивности Кондорсе и построить на нём захватывающий сюжет.

Ближайших соседей шахидки разнесло в клочья. Нескольких увезла скорая. Выжившие собрались в буфете и стали обсуждать происшествие.

Что мне было делать? Или кивнуть или расплакаться. Кивнул. А расплакался уже на улице.

Я ломаю пространство компасом, как сейчас, в феврале, в фаворе, на четыре стороны света. Куда это поехал автобус № 33, не на восток ли? Или: куда швырнуть окурок? На юг, за море - обидно, на север - за родину, швырну-ка я на северо-запад.

Остается сказать пару слов по поводу цитируемого ниже романа. Читатель, экономно заточенный природой (скажем так, чтобы не оскорбить ничьих религиозных чувств) с одной стороны, уже и ниже приведенному по крохотному отрывку догадается, что роман этот - сплошная русофобия и сплошное попрание: Если не Духа, то уж Предания и Традиции - как пить дать. Люди, экономно заточенные с другой стороны, усмотрят в романе злостную ксенофобию, антисемитизм и национал-шовинизм, а люди, экономно заточенные с третьей, скажут, что роман является попыткой придать постмодернизма живаго серому и скучному жанру <деревенской прозы> в широком диапазоне от Василия Белова до Василия же Шукшина. И только люди, заточенные со всех сторон, к каковым, без сомнения, относятся все читатели рубрики <Создан для блаженства под редакцией Льва Пирогова>, скажут, что этот роман - великое эпическое произведение великой русской литературы, вздымающее читателя на неведомые ему высоты Нравственности и Национального Духа.