Рейтинг публикаций

Мне видится Нарыков, бодро шагающий из РКБ, одухотворенный, познавший Истину. Этого я тогда наблюдать не мог, но моя память воссоздает все именно так. Я шагаю с ним рядом, молча, в едином Знании. Сначала мне заметен его профиль, но потом я будто раздваиваюсь и вижу нас обоих, молча шагающих по шоссе. Я словно гляжу в объектив какой-то бестелесной видеокамеры. Затем видеокамера резко взмывает вверх и немного в сторону, видны нескончаемые поля и рощи вдоль шоссе, и мы с Нарыковым кажемся маленькими человечками идущими к городу, который уже рядом, и где еще совсем недавно тишину ночных улиц огласил младенческий крик.

─ Раскольников, вы почему убили старуху? ─ спросил следователь. ─ Я Чапаев, это Петька ее откоммуниздил, блин, ─ ответил Раскольников, стушевываясь в суггестивной конспирации, и пошел писать в замаскированный под сортир шалаш знаменитые апрельские тезисы.

Ну, Фёдора Михайловича тоже обвинять нельзя. Знал он об этой истории, знал. Он-то как раз и хотел всю правду написать, да вот Гений ему не позволил…

Кроме женщины в белом платье, которая держала поднос с пустой тарелкой и хлебницей, здесь находились Нелли Николаевна, Лена с Дашей – бывшие ее соседи-залайцы и какие-то незнакомые девочки. Все они стояли полукругом над сидящей у тумбочки Светой и лица у всех были строгие и в то же время ошарашенные.

Напротив сидел человек с нехорошей улыбкой и шустрыми глазами. Девушка на тонких ногах, глядя на Ерофеича, начала смущаться, прикрываясь газетой, и строить ему из-под газеты глазки. Подавляюще-крупный мужчина гулко ударял ладонью о поручни и пристально вглядывался в лица пассажиров

В N–ском психиатрическом стационаре, крайняя кабинка мужского туалета, была особенной и распахивала дверцу лишь для избранных – большей частью косящих от армии больных.

...явился к нему ангел в человеческом обличии...

Я точно помню, из-за чего мы поссорились, хотя прошла целая половина года! И виноваты были: моё чрезмерное и не всегда уместное терпение, моя мягкость и не имеющая границ тактичность и, наконец, моя подруга, позволившая себе непозволительную грубость в отношении моей семьи.

Приземляешься на место разрушенных кораблей, устремляешь лицо навстречу морскому дыханию, в полях, автострадах, в воздухе, везде – море, море осыпающихся фигур, предметов, ненужных слов, движений, великолепно выполненных вымыслов – отречения от присутствия, непрерывно крошащаяся матрица, возрождающаяся в надежде на чудо – от приземления до взлета – порт, гавань, пристанище, жизнь, архитектура ветра.

Ты ведь университет окончил? С отличием? А о чем ты пишешь? Слова твои – бессмысленный набор букв, пустой звук… Они лишь касаются ушей, но не проникают в сердце…

"...бывают времена, когда терема царей становятся их тюрьмами, а хижины убогих — обителью богов. Когда нищий видит царя и царь видит нищего, когда грешник видит святого и святой видит грешника, — им всегда кажется, что один из них в чем-то свободнее другого, но из этой кажимости не всегда приходят к верному пониманию свободы".

Не отряхиваясь, Пегасов встал посреди улицы, ещё в полузабытьи, чуть покачиваясь