Онтологические прогулки

Сущность живых существ определяется их специфической активностью, которая отличается от движения и изменения неживых объектов, безразличных к собственному существованию, восприятием и оценкой информации, поступающей в органы чувств, которая после ее обработки оказывается базой для стремления этих существ к собственному сохранению, размножению и развитию.

Радикальный индивидуализм – вот режим функционирования современной человеческой цивилизации. Всякий индивидуум теперь стремится обретать и сохранять устойчивость своей собственной жизни исключительно благодаря самому себе (субсистенциализм). Ему совершенно безразлично, кто и что ему говорит, советует, рекомендует; он решительно создаёт только такие ценности, которые стоят чего-то материального, имеют вес исключительно для него самого. (...) Не нужно никакое глубокое, цельное знание, нужны лишь навыки, пригодные для поддержания этой самой персональной экономической устойчивости. Моральные нормы имеют значения лишь в этом отношении, а за пределами они катастрофически быстро исчезают.

...не цивилизация, а отставание нравственного развития человека от его технических достижений и возможностей провоцирует и обостряет проблемы войны и мира.

Жертвенность эмпатичного человека – это не поиск подвига. Это способ найти облегчение на сердце, через помощь другому.

До сих пор вопрос о возникновении и роли труда в возникновении и становлении человека стоит на повестке дня по той причине, что целый ряд живых существ тоже довольно интенсивно трудится, имея, к тому же, можно сказать, идеальную организацию труда с его разделением по соответствующим группам и особям, не располагая, при этом, мозгами, но достигая высочайшей эффективности своих усилий. В чем же тогда отличие человеческого труда по существу? И он ли создал человека, или же человек создал собственный вариант труда?

Можем ли мы понять эту логику глобального политического рефлюкса к коллективной смерти? Способно ли мышление осознать будущую границу, за которую человечество переступить не сможет, поскольку его, человечества, там уже не будет? Бытие-к-смерти человека должны ли мы заменить бытием-к-коллективной-смерти?
На эти вопросы мы должны найти ответы, пока на это у нас есть ещё немного времени.

Если эмпатия 1-го рода – это способность чувствовать эмоции другого человека и уметь от них защищаться, то эмпатия 2-го рода – это свойство психики, которое чужие эмоции бессознательно переживает как свои собственные. Боль другого человека – как своя боль. Радость – как своя радость. Сам уклад жизни общины формировал человека, сердце которого было настроено на постоянный поиск гармонии с окружающими, потому что выжить можно было только совместно и сообща.

Мы не создали ни единого образа или сюжета, который смог бы прожить несколько тысяч лет после нас. И я знаю почему, по крайней мере, одну из причин или факторов: мы живем в эпоху апокалипсиса. Апокалипсис и наша собственная гибель – едва ли не самый распространенный сюжет для блокбастеров. Мы наслаждаемся собственной гибелью. Мы развлекаемся ею. Почему? Потому как мы уже попали в загробный мир.

Нас замыкает мир глаза – и только ли в галерее? Стоит только из наших мыслительных конструкций убрать лукавого «наблюдателя», как мы окажемся внутри собственного глаза – в мире «с зеркальным отливом». Мы суть то, что мы видим, – «не часть, но граница мира».

Слишком часто народ, население и нация представляются одним и тем же, тем более что этнос и нация в переводе означают народ, и, действительно, объяснение различий между этими понятиями слишком общи и не обнаруживают суть этих понятий, хотя, на самом деле, каждое из них имеет собственную основу, не пересекающуюся с остальными, о чем и будет сказано ниже.

...тевтонская ярость белокурой бестии, пролетевшая по всей Европе на крыльях Валькирий, остановилась на берегу Буга, ощущая внутри себя страх, глядя на другой берег и видя там свою вторую ипостась в образе глубочайшей молчаливости тургеневского Герасима.

Ксенофобии – навязчивому страху перед незнакомыми лицами – одинаково подвержены и мигранты, по отношению к гражданам государства, в которое они мигрируют, и граждане этого самого государства по отношению к мигрантам. Сегодня рьяно дискутируется вторая и вообще не дискутируется первая.