Рейтинг публикаций

В первой главе романа мы знакомимся с бывшим советским человеком эриком, уже давно живущим в странах капиталистической демократии. Эрик возвращается на историческую родину. Путешествие это оказывается не только вглубь дикого пространства, но и вполне прирученного эриком времени - дорога <домой> всколыхнула в нём многочисленные воспоминания о радостях и мерзостях коммунального общежития. Впрочем, радостей в памяти осталось больше - со временем негативные ощущения стираются, и вот уже последнее лето детства кажется белым и пушистым. Несмотря на то, что после него, изгнанный из рая, ты оказываешься на жёсткой и негостеприимной земле.

Приблизительно такие подборки из отрывков, переведённых Борисом Дубинным, появлялись в газете «Сегодня» каждую субботу в рубрике «Антология». Котрасар о Джакометти, Шар о Алешинском, Клее и каком-нибудь забытом швейцарском сюрреалисте или мемориальная элиотовская лекция Шеймуса Хини….

С запада нас омывает средиземное море – реликт древнего океана Тетис. С востока страхует набережная с какими-то высокими домами.

Здесь всё точно, как в аптеке, запротоколировано - как в следственном деле, оприходовано и обеспечено золотым запасом тяжёлой черновой работы.

В каком-то смысле либерализм – это недоделанный социализм. Любой здравомыслящий либерал рано или поздно придет к тому, что защищается социализмом, так или иначе коррелирует с социалистической идеей. Но и социалист, игнорирующий либеральные ценности, изменяет самому себе.

Английский пилот сообщает о том, что нас ждет. «Сильный хвостовой ветер, так что вас крепко потрясет.» (Сразу видно, что не амерканец). «Летний сезон официально стартовал, – бесстрастно продолжает пилот, – поэтому в Лондоне для вас приятная погода – облачно, промозгло, дождь и 10 градусов Цельсия.» Негр рядом со мной смеeтся. Нет, ничего, симпатичный мужик!

Бывают странные сближения. Это - эссе о двух странных, обманчивых романах – «Элементарных частицах» Мишеля Уэльбека и «Профессоре Криминале» Малькольма Бредбери. Лондонский генетик Михаил Спиваков дебютировал в «Эгоисте» тонкими заметками о книге Михаила Гаспарова (с отсылки к нему он начинает и нынешний свой текст), темы заявленные в том эссе продолжаются в эссе нынешнем. Что особенно приятно.

– Троцкий, Троцкий, – бормотал он себе под нос, будто лично был знаком с Троцким, и сейчас вспоминал ушедшие дни, когда они были вместе. Но Троцкий, видимо, разочаровал его, потому что его лицо вдруг приняло жестокое выражение, и он что-то пробормотал про Вечного жида, обреченного на бесконечные странствия и ссылку.

Авторский замысел становится понятным, если ты добираешься до конца текста. Или, хотя бы, до его середины. Поэтому прочи-тать следует хотя бы половину. Мы растягиваем публикацию романа на три больших куска, поступая против своих правил (обычно я стараюсь вывешивать тексты небольшими порциями) только лишь для того, чтобы замысел Негина проступил во всем своем первозданном великолепии. Это странный роман «из новых», постсорокинских текстов, ма-нифестирующий не только внешнюю (формальную), но и внутреннюю свободу. Однако же, важно почувствовать за этой независимостью и манипуляциями, нешуточную авторскую боль, делающую «Кипарис во дворе» особенно ценным. Роман начина-ет работать там, где в авторском замысле возникают прорехи, когда текст, на какое-то пространство, теряет своё самодовольное лицо. Это это очень искренняя книга, читатель.

Ты – пурпурный лев // Из единственной сказки // Которую я знаю

Этот текст нью-йоркского литературоведа Михаила Ямпольского был использован в качестве предисловия к книге избранных стихотворений Аркадия Драгомощенко «Описание», изданной в 2000 году питерским издательством «Гуманитарная академия» и уже давно ставшей раритетом.

«Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, – вслух процитировал я, глядя на коробку, – Грегор Замза обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомое...»