Рейтинг публикаций

Андрей Тургенев «Месяц Аркашон»; Антон Ульрих «Гурман»; альманах «Городорог».

Авангард, бунтуя «против правил», всегда торопился на рынок. Тот же «Черный квадрат», прикидываясь искусством, становится товаром, на это и рассчитан

Зинаида Гиппиус в работе «Загадка Некрасова»:поэту «был послан великий дар – Совесть, если в песнях его плачет она, и ею терзались его душа и тело. Не она ли подсказала – не уму, а сердцу его, что не нужно оправданья, нужно прощенье?» Пусть не забывают об этом те «радетели», которые даже и сегодня пытаются чернить имя великого Поэта, жонглируя фактами его частной жизни и оставляя в стороне его творческий подвиг…

Словом, история страны, конечно, все эти тетради, иначе как бы мы еще узнали о том, что в 30-е говорили «и в Коктебеле у Габричевского, и в Москве у Нейгауза, и в Переделкине у Пастернака, и у Юдиной в квартире на Дворцовой набережной».

У поэта в образном ряду: сумерки, старость, смерть дара – сквозным – смерть космоса, как единственной, единой, данной, неразделимой и не отделимой от поэта ценности – ценности его космоса, Я-Космоса.

В литературе последнее время меня волнуют скорее вопросы философского порядка. Я слишком много ранее рассказывала «историй», «биографий», «историй любви», и в книгах, и в сценариях (этому, среди прочего, был посвящен цикл передач, над которым я работала на телевидении). Осознаю, что человек, особенно легендарные личности, часто переосмысливали «эти истории», переиначивали. Культура часто делала и делает из любви ее антипод.

...Можно сказать и так, что проблема - не в "экстремистах", проблема в обществе, относящем экстремизм, в буквальном смысле, к явлениям крайним, далеко отстоящим от центра. Проблема в самой потребности культуры искать смысл подвига вне подвига (в комплексе неполноценности, в третьей перинатальной матрице, физиологических отклонениях и т.д.). Это говорит лишь о выключенности общества из пространства циклического ритуала (ритуал нельзя объяснить, интерпретировать, в нем можно только участвовать). Об отсутствии иерархической вертикали, благодаря которой только и возможно осмысленное участие в ритуале (и интимная близость с Тем, Кто Над ритуалом).

Предъявишь талант – возьмешь свой джекпот, применимо к Попову Жене – «женьпот». Уместно будет назвать и «жень-шенем» поэзию Евгения Попов, так как она в своей основе здоровая, а он, в чем я неоднократно убеждался, человек отзывчивый, позитивный, из-за чего пребывает в перманентном конфликте с жестокой действительностью.

Молодым людям советского времени, которым внушалось: «Не надо печалиться, вся жизнь впереди – надейся и жди», – эмоцио­нально нелегко было читать стихи о вековечных муках и страданиях, беспросветной нужде и лишениях простого народа, об истерзанной русской земле: «И на родимую землю мою Все накипевшие слёзы пролью…» Советскому человеку представлялось, что всё это безысходное народное горе в нашей стране навсегда ушло в прошлое.

Это нас интересуют тираны, садисты, насильники, «звезды», миллиардеры и экстрасенсы и неизмеримо меньше – праведники, художники, ученые или же просто дети, старики, семья, дом. Это мы почти привыкли к тому, что масштаб всего происходящего измеряется не культурной глубиной, а завораживающей слабые души силой кулака: много жертв – большой масштаб, мало – маленький. Но Булгаков не писал романа о насилии...

Его всю жизнь любили женщины и не любили мужчины; его стихи – в авторском исполнении – нравились всем, но, перенесённые на бумагу, выглядели партитурой, а читать по нотам умеют, увы, немногие...