Проза

Эффект неожиданных ассоциаций, и детективный сюжет, красивое воплощение игры и власти сознания.

Кто имеет мысль, тот имеет мир.

Вполне по силам это дело. И работа, прямо скажу, – нравится. В смысле уходишь в космос, а там – сам себе хозяин. Плывёшь в бездне… мысли разные в голову лезут… Сравниваешь поневоле размеры ничтожные свои и бесконечные космоса… А там в космосе повсюду ржавые и не очень холодильники, биотуалеты, комбинезоны, скафандры и шлемы, ботинки-бутсы… Много компьютеров, антенн, кресел, сплющенных капсюль летательных аппаратов, раздавленных летающих тарелок в космосе пруд пруди.

Я сижу у окна. Я ничего не вижу, не говорю, я как будто гипсовый - немой, замерший. Во всем городе пьют в этот день, всюду хамы-алкаши – главные (...). Во всем городе в этот день идет работа по забвению самих себя. Главные в ней хамы-алкаши. Она превращает людей в руины. Я в этой работе не участвую.

Не может быть жизнь устроена настолько жестоко, чтобы самый, самый ужасный для меня кошмар мог произойти случайно. Она пуста и бессмысленна, если истинное страдание – не более, чем невезение, а счастье – всего лишь фортуна. Эта жизнь не стоит и гроша...

Все нормально. Просто ко мне пришла муза.

АЗОРОВ А что с пингвинами?
КОНЕК Они, как бы это лучше сказать, опустились, что ли… не совсем удачное слово… как бы это лучше?.. Ну, вот если прежде они были такими жизнерадостными, не сказать холеными, но шкурка блестела на солнце, теперь – напоминают бродяжек. Какие-то взъерошенные, шерсть клочьями, крутятся около мусорных баков.
АЗОРОВ Зачем им баки? там же полно рыбы.
КОНЕК Да разве в рыбе дело? Пингвины, в особенности императорские пребывают в тяжелейшей депрессии. Не видят перспектив. Ни во что уже не верят. Полный духовный упадок. Пьют безбожно.

Захар перевёл дух, глядя на удалявшуюся по занесённой пылью обочине хрупкую фигуру, утопавшую в пышных кружевах белого платья. Торопится. В ушах наушники, не слышит ни хрена. Завёл машину, поравнялся с попутчицей.
- Эй, невестушка, подбросить? В одну сторону топаем.

Конечно, у них там по портам долбятся, а я иду такой, мешковатый, в черной этой стандартной куртке, в ботинках с лопнувшей подошвой, и каждая мелкая лужа требует поклонов и обхождения, но что же так трепещет, бьется в груди? Не иначе как счастье мое — непонятное, как заграничный фреймворк, и - великое, как русская литература.

По сути, это грязный ящик. Ящик вечной пытки суфлёра.

«А у меня для вас подарок. – Майор развернул большой лист бумаги и прочитал его название. – «Схема расстановки камер видеонаблюдения у общественно-значимых объектов города Чехов»».

«Приди в полночь на Фёдоровский перекрёсток. Возьми с собой денег. Чтоб были царские, антикварные, советские, наши современные, по доллару и евро. Положи их на зеркало от машины, как на поднос. И зови "Хозяин-хозяин, хозяин-хозяин!"».