Проза

Вечность, скажи, в чём смысл времени, для чего ты прячешь за ним своё лицо?

На чистом голубом небе пронзительно торчало солнце, так, что его свет был похож на удар кулаком в глаз, искры вышибает! Солнце сияло справа, но и слева солнце сияло тоже, и спереди, а назад Гаврилыч уже побоялся взглянуть. Снег искрился и, казалось, хрустел от миллионов своих голубых искр, каждая искра была длинной и тонкой, как игла.

Куда может завести ложный след, если он всегда идет над настоящей почвой?

Везде одно и то жe. - Говорил Гаврилыч. - Деревья, кусты, птицы, всякие сучки, дрючки, и закорючки. Выйдешь утром из ботинка - трава. Что я, травы не видал? Пойдешь к ручью - вода, что я, в воде не купался? Скучно. Дома сидишь - книжку листаешь, пойдешь погулять - только и дел, что пострелять по чайнику...

...Шмокодявка целую неделю молился на берегу пруда, в скорбях и страданиях, и удостоился чуда. Ему были дарованы два отличных лопуха по бокам головы, каковые все обладающие такими же лопухами народы именуют ушами. Но почему-то уши ему достались красные.

Я задумал эту книгу про Гаврилыча для большей славы его потомков! Я пишу ее в знак нашей Шерстоносовой благодарности всем Гаврилычам за их бесценный дар - за поэму “Федорино горе” и портрет человека!
Труд предстоит немалый, я уже вырвал из хвоста большое и красивое перо с завитушками на конце.

Каждый раз, смотрясь в зеркало, ты его изменяешь.

Там только-только построили, руками шабашников, новый дом культуры. Открывать его решено было в присутствии первого секретаря обкома КПСС. Это произошло на второй день службы Макарова в газете. Он поехал на открытие на редакционной «волге» вместе с Алексеем.

В писательской элите принято: кому велит покровитель, тому и подражаешь. Один сибиряк подражал «Бедным людям» Достоевского, другой – Максиму Горькому. А оба эти сибиряка ведь о деревне писали. Москвичи подражали, в основном, Льву Толстому, а один ленинградец – Лермонтову. Элиту копировали писатели помельче. В Переславле все были эпигонами Бунина. Все, кроме этого Макарова.

...И только философская надежда, что он когда-нибудь положит конец очковтирательству жизни и спасёт от неизбежных страданий тех, кто привык обманываться, удерживает его на поверхности существования. Он оттого и становится философом, что догадывается, интуитивно чувствует вторую сторону бытия, каково оно - бытие в себе, где нет времени, но лишь совершенная Вечность!

...А возраст такой – это, когда сил и красоты много, а мозгов, если честно, «как получается», и кому-сколько хватает от него, от всевышнего, так как, по большому счету, распределение интеллекта весьма недоказуемо, непредсказуемо, и дико несправедливо, несмотря на бесконечные «ай-кью» тесты и так далее. К тому же, и невосполнимо оно совершенно, несмотря, опять-таки, на высшее образование, возможные старания педагогов, друзей, родителей, интернет и попытки заглушить человечность у каждого и всякого, почти как в Соединенных Штатах Америки, где, все чаще, все одинаковы, одинаково равны, и чем меньше, тем лучше.