Проза

...И только философская надежда, что он когда-нибудь положит конец очковтирательству жизни и спасёт от неизбежных страданий тех, кто привык обманываться, удерживает его на поверхности существования. Он оттого и становится философом, что догадывается, интуитивно чувствует вторую сторону бытия, каково оно - бытие в себе, где нет времени, но лишь совершенная Вечность!

...А возраст такой – это, когда сил и красоты много, а мозгов, если честно, «как получается», и кому-сколько хватает от него, от всевышнего, так как, по большому счету, распределение интеллекта весьма недоказуемо, непредсказуемо, и дико несправедливо, несмотря на бесконечные «ай-кью» тесты и так далее. К тому же, и невосполнимо оно совершенно, несмотря, опять-таки, на высшее образование, возможные старания педагогов, друзей, родителей, интернет и попытки заглушить человечность у каждого и всякого, почти как в Соединенных Штатах Америки, где, все чаще, все одинаковы, одинаково равны, и чем меньше, тем лучше.

Был он красивым этот известный писатель, самоуверенным, шикарным. Ездил по заграницам, декламировал свои произведения со сцены, и слыл, как говорится, подонком редкостным, хоть и обворожительным. Единственным, в своем роде.

...Здесь (Командор обвел рукой зал) мы мужаем морально. Там (он указал на дверь спортзала) – физически. Но все мы понимаем, что этого явно недостаточно. Только того, что наш мужской лагерь растет и укрепляется, будет недостаточно. Если мы будем работать только в этом направлении, то свою власть мы еще не скоро вернем. Стало быть, необходимо как-то ослаблять женский лагерь! Как это делать?

Однако, все проходит.
И все хорошее тоже.

Отовсюду лилась музыка, а танцы продолжались до утра. Приветливые лица в кафе по всему взморью обещали радостные минуты, жизнь искрилась в них, как будто бы острова не коснулась ни одна война, ни одно землетрясение, ни одна трагедия, не считая падения Римской Империи, и того, что было, и правда, ну очень давно.

Что-то случилось в мире. Все вдруг сразу сошли с ума. То есть, конечно, не все, а только те, у кого он был, а другие так и остались, как были.

Он считал, что Россия разбита на многие десятки тысяч считающих себя фактически суверенными империй: "приватизированных" заводов, бывших колхозов, коммерческих фирм и т.д. Руководители-императоры имеют, по существу, все права глав иностранных государств, вплоть до найма собственной вооруженной гвардии из так называемых телохранителей. Естественно, против "российских шпионов" — налоговых инспекторов, ревизоров, журналистов — выставляют своих опричников: и с кнутом, и с пряником. Не поддаться способны разве что герои-одиночки.

Боже, какая ирония, ты стоишь одной ногой в жизни, другой – в вечности, и какую ногу ни пытался бы вырвать, вязнешь обеими.

Когда-то чудилась мелодия любви и мы, что счастливы в конечном бытии. Вдруг оказалось в мире мы одни. И мы не мы, а только тень от нас.

"Мы слышали, вы собираетесь на охоту, в свободный поиск. Мы ищем место в абордажной команде. Убивать – это то, что мы умеем".