Рейтинг публикаций

Сны Карла были беспокойны, неприятны и непонятны. Всего их было два. Первый – про то, что он проснулся, и понял, что его зовут Карл Либкнехт, он коммунист, революционер. Он поднимается на последний бой с врагами: тупыми генералами, властолюбивыми королями, скаредными помещиками, алчными фабрикантами. Карл мало что запомнил из этого сна, но особо не расстроился, потому что эта история снилась ему не первый раз. Во втором сне он снова был Карл Возлюбленный Рыцарь, отважный воин на деревянном коне

В чем отличие старейшего рунического алфавита - молдавского Футорка - от собратьев - старшего Футарка, младшего и срединного?

Я вовсе не хотел бы проводить параллели между битниками и метаметафористами (сравнивать их - всё равно как кубистов и фовистов), каждому овощу – своё блюдо, однако же, за меня это делает Маргарита Меклина – своим лёгким, летящим, ну натурально метаметафорическим стилем.

Неопределенного возраста, с мучнисто-белым лицом и богатой золотистой косой.

Как ни удивительно, история эта, с наводнением и суицидальной истерикой, сошла с меня как вода с гуся

За всю мою жизнь, – я могу пересчитать по пальцам, и назвать точную цифру, – я не встречал много настоящих русских. (Женщины не в счёт.) И не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы, встретившись, не узнать этот тип, воспетый философами и поэтами, прославленный и проклятый; великую загадку, не соблазнившую редкого любителя разгадывать шифры

Самые долгие диалоги возникали уже в прихожей, когда гость одет и обут. Как опять же говорила моя бабушка: «Не бойся гостя раздетого, а бойся гостя одетого».

Мы, фигурально выражаясь, память мира. Бессмертная память. Если вас устроят иудео-христианские метафоры, мы – что-то вроде живой книги деяний человечества, которую будут зачитывать на Страшном Суде. Но, с другой стороны, мы очень стараемся, чтобы этот момент наступил как можно позже

В текст включено интервью с Евгением Гришковцом

Разбавленный, по-гречески, вином – // ночует дождь в бидоне жестяном, // Стравинский, свежескошенный – смеется, // горят плоты, смердит резиной – плоть, // но, как и прежде, верит в нас Господь, // и любит нас, и в руки не дается.

Вторая часть романа Олега Негина делает более понятным сумбур подзатянувшейся прелюдии первой части. Непонятные персона-жи и события обретают причинно-следственные связи и психологию, свои собственные очертания и лица. Дальше с сю-жетом будет ещё проще и понятнее, уверяю вас. Вы скажите, что имело смысл начинать публикацию «Кипариса» с середины, с того момента, где складки сюжета начинают разгла-живаться. А я не соглашусь с вами, потому что без первоначальной смуты, без начального сумбура не станет понят-ной сверхзадача романа. Остальное – в разделе «Авторы», где мы вывешиваем фотографию Негина (скорее всего, это псевдоним) и те данные, которые он сам о себе сообщил. Что ж, и дети академиков тоже любить умеют…