Рейтинг публикаций

(...) Мы плывём без руля и без паруса, \ без ума и без карты морей. \ Но под музыку Пресли и Штрауса \ нам прикольно скользить по стеклярусу \ наугад без окон и дверей. \\ Так неси нас вдоль вешнего мусора, \ вдоль сугробов, завалов, страстей \ под курлыканье, свисты и музыку, \ наш кораблик невзрачный, неузнанный, \ в мир иных, чем теперь, новостей!

Наверно, я необъяснимо \ Влюблён в твой почерк электронный. \ Душу свою к словам красивым \ И к знакам препинанья страсть. \ Прости мой слог чуть-чуть игривый, \ Каракуль ветреный и вздорный. \ Мужской в сравненье с женским длинный, \ кудрявый лексики запас. \\ Есть в ласках будущего петли. \\ Есть в поцелуях вампов всосы. \ Есть в телефонной связи третий \ Незримый дьявольский связной. \ Твой голос в трубке мне постелит \ Бельё кусачее, как осы, \ Которое мне яд на теле \ Оставит, жаля белизной.

Поговорим, простите, о любви \ К трём апельсинам, нимбам или нимфе, \ К па де труа иль к юнойвизави, \ К идее равенства или о вечном мире. \\ О чём-нибудь, любовь ведь широка, \ Как Лебедев-Кумач, и необъятна, \ Как Волга — полноводная река, \ Впадающая в Каспий безвозвратно.

Помолись, мой мальчик, шалун, сизарь, игрун, \ помолись, моя девочка – тонкая яблони ветка, \ помолитесь о мире все, все! Чтец, певун, \ шоферюга, шахтёр, медсестричка, детка. \ Мы так редко \ о всеобщем, огромном, безмерном, большом \ вопрошаем! Обычно о мелком мы просим, о личном… \ Но распахнутым сердцем, как всмятку яичко, \ и кровящей от боли, разбитой душой \ помолись! Воскричать бы всем, помолись, не стой. \ Если есть руки, кисти, голова, ребра, вены. \ Помолись так, как молится слепоглухонемой, \ если есть ноги, то встань на колени. \\ Если нет колен, то ляг на пол и помолись: \\ - Хотим мира. \\ Хотим света. \\ Хотим победы. \\ Чтоб сгинул последний нацист-фашист. \ Чтоб обманутый брат нас не предал.

Хорошо, когда есть сюжет – внимание приковывается к ответвлениям его и подробностям, и, взаимодействуя с ними, обогащается новым опытом. Что ценнее оного? Онтологического, связанного с возможно более широким постижением мира…Мини-роман динамичен. Развитие не подразумевает лакун, длиннот, или – противоречащих им, но всё равно негативных, – провисаний. Сюжет развивается стремительно, кипит-бурлит, держит читательское внимание до последней строки. Действие разворачивается как будто бодро, и вместе с тем перехвачено чем-то щемящим…

Философ пьёт чай с баранками, и отправляется на службу в библиотеку, где его ждёт работа по каталогизации, и если даже зашедший Лев Толстой назвал содержимое библиотеки не нужным хламом, это ничего не значит, потому, что кроме книг нет другого вместилища мудрости.

"Мадленка" – это начало, нулевой отсчет иного, необычного пути, когда ты можешь ступить первый шаг в ногу со временем, если синхронизироваться со всем тем, что может стать тобой. А потом сдвинуться дальше – второй, третий шаг, к живому в себе.

...человек не может жить без великого идеала — братской любви; человек не способен жить только с идеалом великим. В отличие от христианства, провозглашающего требование любви каждого ко всем, даже к врагам, Тора заповедует любить ближнего, как самого себя, а Традиция иерархию определяет: семья, город, народ. И лишь праведники, подобные Авраѓаму, наделены любовью ко всем.

Человек жив, пока мы его любим. Поэт не умирает, пока он живёт в сердце любящего его читателя. А ведь многие прекрасные поэты серебряного века почти неизвестны широкой массе людей. И, значит, как бы мертвы для них. А ведь это целый пласт нашей культуры. Мне захотелось возродить, оживить их имена в нашей памяти, даровать им это бессмертие в наших душах. А. Кушнер писал мне в одном из писем: «Вам благодарны тени всех поэтов, о которых Вы рассказываете». Мне хочется верить, что это так".

...подобные истории «эдемского рая» использовались неоднократно в мировой литературе, достаточно вспомнить, например, набоковскую «Аду» (Ada or Ardour, a Family Chronicle), в которой любовная коллизия также имеет треугольную структуру, и в которой идеальная мечта рая воплощается как вариант энциклопедии всей русской и французской литературы, сведенной в единый узел напряжения и восторга.

Мне нравилось сидеть под столом. Я сел, как всегда: поджал ноги в коленях и обхватил их руками. Я посидел так одну только минуточку, а может, и меньше. И мне этого хватило, чтобы по-настоящему почувствовать, что такое карантин. Мне стало хорошо-хорошо. Так хорошо, что лучше не бывает. Я протянул руку к ножке стола и стал гладить ее пальцем: вверх-вниз, вверх-вниз…
На кухне работало радио. И там же что-то делала баба (она всегда что-нибудь делает). Скоро придет мама, и мы будем обедать. И всем сейчас хорошо. Как, оказывается, хорошо, когда всем хорошо.