Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Стоит Совельев на автобусной остановке, а рядом с ним тыква лежит и говорит человеческим голосом: «Эй, мужик! Возьми меня! Я тебе службу сослужу!» Взял Совельев тыкву в карман, а карман по шву разорвался

Нужно встать пораньше. Распахнуть окно. Вдохнуть полной грудью. И садиться к столу, пока чай не остыл. А потом закурить казбечину. Выпить еще один стакан чаю. Без сахара. И выйти из дому

Тем временем, Телекомпания продолжала производить продукцию, а я продолжала руководить службой информации. Правда, процесс этот интересовал меня все меньше и меньше. Было уже понятно, что мы с Телекомпанией не сошлись характерами. Уж очень много было в ней абсурдного, от чего сохранить здравый смысл внутри себя было все сложнее. Я вообще, всю жизнь сбегала из ситуаций, где психическое здоровье можно было только потерять. Я не верю, что один человек, случайно попавший в сумасшедший дом, способен всех там вылечить. Он может только заразиться.

С той ночи наши отношения перестали существовать. Как будто опустилась стеклянная стена, прозрачная и непроницаемая. И теперь ни одно движение души не могло преодолеть ее. Мы превратились в два пустых скворечника, висящих один против другого. В две ракушки, оставленные после отлива на пляже

Я встретил его ночью, в баре. Француз пил виски, прихлебывая через раз пиво, и угрюмо пялился на экран, где танцевали девушки в мокрых обтягивающих шортах. Голос его спутницы доносился с кухни. Каждый раз, когда на берег долетал ее хохот, он отворачивался к морю. Мне стало жалко парня. Магометанский рай, который он, наверное, целый год рисовал в воображении, превратился в ад. Глядя на его перекошенное лицо, я видел, что он страдает

Я люблю Москву. Для меня не Россия родина, а Москва родина. Я не тоскую по языку русскому, а по некоей определенной ситуации – друзья, институции, темп жизни.

современное искусство есть и текст и контекст. Фантом возникающий на пересечении текстового усилия, проецируемого на определенный контекст.

Вылетали в ночь. «Москва – Бангкок», десять часов с пересадкой в Ашхабаде. «Туркменские авиалинии». Накануне долго препирались, как укладывать вещи. Я настаивал на рюкзаках, она предлагала курортный чемодан

Лабиринт – это пустота и скука. Как писал Сартр, «ад – это другие». Лабиринт в этом смысле похож на ад. Каждый тут не интересен остальным, и все с этим смирились

На зимних безлистных деревьях сидели птицы: кукушки, дрозды, синицы, клесты, вороны, воробьи. Подошла к самому большому дереву, на котором сидел воробей, лиса и спросила: «Тяв-тяв, а где здесь ворона с сыром?»

Он схватил топор и – хрясь по руке – кисть отсоединилась и упала куском мяса; забрызгались обои... вставил ключ, на два оборота повернул и, съехав по стене, потерял сознание