Рейтинг публикаций

Будучи главой большого семейства, в котором росли десять детей, Диккенс задумал сплотить в единую обширную семью своих читателей. В обращении к ним в диккенсовском еженедельнике «Домашнее чтение» были такие слова: «Мы смиренно мечтаем о том, чтобы обрести доступ к домашнему очагу наших читателей, быть приобщёнными к их домашнему кругу». Атмосфера «семейной поэзии» художественного мира Диккенса имеет особое очарование. Критик журнала «Современник» А.И. Кронеберг в статье «Святочные рассказы Диккенса» верно отметил: «Основной тон всего рассказа – непереводимый английский home».

Власть училищного начальства не ограничивалась стенами учебного заведения. Вечерами учителя обходили квартиры, в том числе и домашние, и следили за тем, что делали ученики. На квартирах велись особые книги, в которых учителя, при посещении, вносили свои замечания. Благодаря такому режиму в училище и на квартире, вся жизнь учащихся была поставлена в рамки... Перед нами были только начальство, домашнее начальство, церковь и ученье.

В палаточном лагере горели костры. На каждой площадке воспитатели кормили своих детей, воздух был пропитан душистой сосновой смолой, уставшие археологи вернулись из грота Сказочный, где был заложен большой шестиметровой глубины археологический шурф, поужинали и повалились в свои палатки.

Всё дело в энергии,— твердили физики. Не всегда она, проклятая, сохраняется. То есть,— приблизительно, конечно сохраняется; но энергия не есть законченное физическое понятие, а представляет собой лишь часть, некоторую сторону чего-то — более глубокого и мудрёного. И вот это что-то— сохраняется уже всегда.

Vita sovietica. Справочник, собранный под редакцией Андрея Лебедева (2). Главы, посвящённые "даче" (от Жанны Матюшиной), двору (от Александра Розеншторма) и кинематографу (от Александра Чанцева). В полном объёме выходит в августе.

Однажды залетела в лабораторию какая-то мушка или комарик, не разглядеть маленькая. Пролезла в нос, он чихнул, а она уже в легких. И пошла гулять по крови.

Одолев лестницу, я тихонько, как подобает благовоспитанному средоточию наук, постучался в дверь. Дальнейшее, мягко говоря, изрядно меня обескуражило. Вместо ожидаемого девичьего щебета, я услышал из-за двери абсолютно непотребные ругательства, достойные самой отъявленной черни, и неистовый хриплый рев, плавно перешедший в режущий слух визг.

Накануне дня рождения был в церкви – хотел точно выяснить, можно ли отмечать сорок лет, устраивать праздник. Многие считают, что нельзя. Плохая, дескать, примета. Отстоял службу. Молодой попик, помню, крестился уверенно и даже щегольски, так, словно ордена себе на грудь привешивал. После я подошел к нему со своим вопрос

Мне вообще кажется, что после герценовско-чернышевских вопросов «Кто виноват?» и «Что делать?», затронувших принципиальные основы российской действительности и русского менталитета, вопрос «Что происходит?» сделался не менее животрепещущим с начала Перестройки, когда еще понятно было «что делать» и «кто виноват», и по сию пору.

Когда перестало существовать время? Наверное, с того момента, когда он принял первую дозу, отпив глоток из стакана. Мутная жидкость, напоминающая по вкусу мыльный раствор. Он скорее почувствовал, нежели понял, что совершил ошибку в расчете химической формулы… Эксперимент, произведенный на себе самом, произвел оглушающее действие

Нынешняя кибернетизация человека утверждает реальность, на заре Нового времени выраженную эмблемой Леонардо. Это реальность механицизма. Леонардово «Распятие» – это символ механического миропонимания, плакатное выражение картезианского тезиса о единстве мышления с протяжением. Это человек в координатах техники.