Рейтинг публикаций

...бестселлеры не должны проплывать мимо меня бесполезным речным навозом. Особенно французские.

Это было не то, что пишут в коленкоровые тетрадки. Нагромождения неправильных, не заботящихся о понятности и красоте слов, убеждающих сильнее, чем боль. И хотя в семнадцать лет не очень понятно, что там, за болью, но где-то на обширных задворках моего тупого сознания начала зреть догадка: настоящие поэты не потому настоящие, что лучше прочих умеют <слагать>, а потому, что они правду пишут.

Когда в прошлом году жюри премии, составленное из людей, на литературе не "замороченных", увенчало Проханова, многиерешили, что это политический жест, и решили неправильно.

Михаил Гробман, если это до сих пор не было ясно, - это один из первозначимых апостолов того художнического движения, которое зовется "Вторым Русским Авангардом" (по хронологическому контрасту с "Первым", начало коему было, условно, положено братьями Бурлюками...

Не надо катить бочку на православие просто так, с кондачка, мы, рейверы, этого так не спустим.

Печально, что нельзя поехать домой и, глупо улыбнувшись жене, свалиться на такой спасительный, излечивающий от всех болезней диван. Потому что метро я не вынесу. В метро мне сделается совсем плохо. Со лба начнет капать, руки побелеют... как мел, и, задевая чужие зонтики и портфели, я упаду на пол -- сиречь в обморок. Такого не надо. Уж лучше сидеть на работе и сквозь остатки сознания сочинять <Рыбный четверг>. Простите.

подойду к роману В.Сорокина «Путь Бро» с другой стороны.

...в самом начале нового века, так называемый литературный процесс, или процесс сказания о человеке, изменил направление, и повернул от границ к центру. Время великих «мастурбаторов» в литературе, таких, как тот же Уэльбек, и подобных ему, закончилось...

«Погнали» – это роман о ничтожестве и ничтожности. И если существует классификация романов по такой тематике, то этот – выдающийся образец

Любовь, да хоть бы и тети Дуси к дяде Пете, это вовсе не вызов бесчеловечному строю, а наоборот, его какая-никакая легализация. И последовал взрыв отечественной и зарубежной любви. Любовь стала такой же национальной идеей, как и врожденная святость пролетариата. За любовь прощали многое. И полуфронду Окуджавы, и моветоны Евтушенко, и белогвардейские замашки Ахматовой и Цветаевой. И фельетонную едкость Булгакова. Потому что вся эта романтика доказывала критикам социальной модели гуманное содержание казалось бы бесчеловечной формы. Но дело было не только и не столько в этом. Изображаемая наполненность человеческой жизни простым и понятным эмоциональным содержанием (как бы ни изображалось) на самом деле была такой же ложью, как и поголовная озабоченность населения ростом производительности труда, например. Но романтическую любовную ложь пипл еще хавал. Как наркотик, допинг, без которого вся эта поистине порнография существования не продержалась бы и дня. Но и не в этом только также было дело, а еще и в том, что любовь, как бы там ни было, такая же правда в сердце человека как Бог. Какое бы безбожное государство не являлось его, человека, страной пребывания.

...вулкан породил катастрофу...

Герой "1979" экзистенциален до абсурда, да простится мне этот псевдофранцузский каламбур. Такой инертности, безволия, недейственности, пассивности и тотальной на-все-согласности давным-давно не наблюдалось в нынешней модно-актуальной литературе.