Рейтинг публикаций

Действие происходит в Берлине 1933-его года, и в наши дни, в маленьком баре Шарлоттенбурга, или по-русски, по-эмигрантски Шарлоттенграда, называющимся во все времена «Остров радости».

Есть в характере моего народа – одна особенность. Это безысходность. И происходит она от места проживания.

И это была самая священная (скажем так) литургия в моей жизни

У Ельцина была прорицательница, которой он во всем верил. Звали её Пелагия. Жила она в глухой уральской деревне, была очень набожна и все время читала старые церковные книги.

Трамваи управляются как-то сами собой, собственными силами, автоматически останавливаются на остановках, прибавляют скорость, где надо. Водитель нужен только для неподвижного сидения с застывшим, устремленным за горизонт взглядом. Некоторые водители специально все ломают и пытаются управлять сами, чтобы не останавливаться на пустынных, как им кажется, остановках. Но ревизоры бдительно ездят, проверяют, увольняют, ссылают в штрафной батальон. Другие водители норовят незаметно выскочить на остановке, поваляться в грязи, поспать, поплакать, пока трамвай сам едет установленным маршрутом. Таких, поймав, убивают на месте.

...Здесь (Командор обвел рукой зал) мы мужаем морально. Там (он указал на дверь спортзала) – физически. Но все мы понимаем, что этого явно недостаточно. Только того, что наш мужской лагерь растет и укрепляется, будет недостаточно. Если мы будем работать только в этом направлении, то свою власть мы еще не скоро вернем. Стало быть, необходимо как-то ослаблять женский лагерь! Как это делать?

...без людей всё потеряло своё назначение, развалилось и расплылось. Слилось в бесформенность заброшенной свалки. Стёкла не в окнах, а крошкой на тротуаре. Скелет трамвая лежал рядом с ржавыми рельсами. Машины и до того ставили где попало. Теперь они, покорежённые, валялись в самых неожиданных местах.

А потом распластался, улёгся на мостовой, затылок лёг на камень. Глаза его оставались закрытыми, он их так и не раскрыл

Лейтенант милиции Грицанов... решил Ваню выручить, спросил строго, когда тот ввалился в его кабинетик: – Ты за что же, Лобачёв, ударил сегодня ночью, когда все спали и никто не видел, гражданку Лихую?

Я хочу перестать быть рабом памяти, – ответил Николай и, помолчав, добавил, – памяти моего рода.

Подробный аналитический разбор показанного в Венеции пока еще и не состоялся - во время фестиваля все журналисты отписали на скору руку депеши, переписав с ремарок каталога и с анонсов свои летучки. А вот теперь попристальней.