Рейтинг публикаций

Я рисую, это спасает меня от созерцания мира вокруг меня. Я рисую рушащиеся стены, они живописными руинами застывают на листе, они навеки застыли во времени. Я рисую других пациентов, переводя их из категории унылой данности в категорию фантастической ирреальности. Я не знаю, какие они на самом деле, но я знаю, что они уже умерли в моих рисунках, так и не начав жить той жизнью, которую я придумал для них. В помещении остались их бледные двойники...

Достоевский придавал огромное значение субъективному ощущению человеком времени. Важнейшим типом художественного времени его романов стало субъективное время героя, которое определяет ритм образа. Субъективное время одного героя подчиняет порой субъективное время другого. Все это создает особую форму «сцепления» у Достоевского.

Так все мы приходим к мосту, \ влекомые той же тягой, \ так все мы решаем однажды — \ об одном ли конце отныне жить \ или разумнее будет \ свернуться ежом у берега, \ на сыром граните предчувствий, \ не преступая границы, \ не поддаваясь своей природе, \ требующей перехода \ об одном конце (так мы устроены). \ Так мы решаем, вступить ли на мост.

Однажды мы расплатимся за всё, потеряв друг друга навсегда, я говорю это не торжествующе-мстительно, нет-нет, я осыпаю тебя поцелуями наперёд, подстилаю тебе соломку в будущее, обопрись же на мягкость моих губ, на всю пуховую нежность моей любви и переживи все ненастья своего одинокого старения в грядущем. Из прошлого я маякну тебе фонариком слов, прочитай их когда-нибудь потом, ведь лишь для тебя они написаны сейчас.

Я смотрю на кресты. Православные наши кресты. \ А отец на меня, не с плиты. А с большой высоты. \ Говорит непонятое: \ - Как ты там, доча, родная? \ Если б знала я, как… Словом, так же, как все, обнимая. \\ Слишком тонкая нить, но не рвётся, не жжётся, летит. \ Ибо сила любви. Сила связи с тобой, папа, где бы \ ты сейчас не бывал. Помнишь, командировку в Ирбит? \ Город старше Перми, город старше, казалось бы, неба!

Я вижу: солнечные стаи \ Играют с тенью на земле. \ И тает, снег последний тает, \ И по весенней синей мгле \\ Летает бабочками мая… \ Но холодно… Березняки \ Озябшие. Их продувает \ Весенний ветер от реки. \\ Воображению раздольно. Ах, серо-синие леса!.. \ Как грустно, весело, как вольно!.. \ Какие ясные глаза \\ Глядят с небес на нас, и это – \ Туман и дымка – всё апрель! – \ Повсюду сказки и приметы. \ Повсюду певчая капель.

В 90-е годы мы с Давидом трудно жили, с деньгами было туго, и когда надвигался мой день рождения, смыкающийся с 8 марта, я умоляла его не покупать мне таких шикарных цветов, наш бюджет бы этого не выдержал. А втайне ждала, что он меня не послушает… И каждый раз, несмотря ни на что, утром этого дня меня ждали на столе роскошные красные розы на длинных стеблях. Давид покупал самые крупные и дорогие, что были на лотках. И сейчас, спустя годы, я думаю, как же он был прав тогда!

И рвутся ритмы его: огненные кольца величественной музыки взлетают к небесам… где: в мистическом пределе, бушуют концерты, данные им в России, в которой так полюбили его.

При попытке популяризовать Письмо Китая я все время сталкиваюсь с тем, что от меня домогаются значения знака. Когда же я возражаю, что дело не в значении, это встречается в штыки. Знак признают в качестве такового без труда, признают все и признают, склоняясь перед ним. Но склоняются в некоей надежде на вознаграждение… Литература, играя как раз этой надеждой, запускает машину иронии, которая обращается на мир в его целом: как на привычный нам, так и на мир пришельцев или лилипутов.

...Кризис советской модели был, прежде всего, кризисом идеократии.
Тем не менее, нельзя все проблемы советского общества сводить исключительно к идеологическим. Советское общество в целом развивалось интенсивнее, чем советская политическая система. Вследствие неравномерности развития двух подсистем возникало и усиливалось напряжение между ними. Идеология стала тем эпицентром, в котором эти противоречия обрели форму.

Тургенев в «Рудине» представил собственную трактовку сюжета об Агасфере. До времени скрытое в подтексте религиозно-философское наполнение романа в финале прорывается на поверхность, являя себя в христианской концепции мира и человека: «Все мы под Богом ходим».

...это было древнее племя индоариев. Из вибраций далеких времен мы попытались услышать первое имя нашей земли.