Рейтинг публикаций

Неправы и те, кто считает Распутина мошенником и аферистом, тёмными путями прокравшимся к царскому престолу, и те, кто считал его христианнейшим «святым старцем». Распутин – религиозный обновленец, апостол народной веры, которая очень и очень далека от православия.

...разговоры о гибели культуры, литературы, искусства, на самом деле свидетельствуют скорее о процессах перемещения представителей этой культуры вверх или вниз по отношению к социальной вертикали. Родина искусства и философии - балаган, площадь, открытое небо, и, видимо, искусство обречено время от времени перемещаться из дворцов обратно, на свою эту родину, когда придворные поэты и философы превращаются в бродячих менестрелей и проповедников. Ближе к архетипам, так сказать. Общество, уставшее от подделок, или, наоборот, от шутов, слишком уж глубокомысленных, обязательно обратится к этому вечному балагану за духовной поддержкой.

Этот кот невидимый, то под рукой длинный, то рассыпчатый и боится только младенчика церкви на кота Василиска Льва открываю глаза негатива

Полагаю, что творчество Руми заполняет духовную лакуну, имеющуюся в русской поэзии. Руми – поэт, который развил тему любви зрелого ума и зрелого духа. Руми даёт голос поколению тех, у кого седина в бороде, а в ребре – не только пресловутый бес, но и вера, смятение и вечные поиски Бога.

…книга эта дышит свободой, пронизана ветрами свободы, и каждый, полагаю, во всяком случае, очень многие способны это ощутить в полной мере. В свою очередь, эта свобода является посылом к потребности дальнейших размышлений над тем, что описано в книге. Содержание книги – как мне представляется – весьма непростое, во всяком случае, уж точно неординарное.

Реалогия, или вещеведение – наука о единичных вещах. Вещевой мешок платоновского Вощева – опыт оправдания мира и человека.

Апулею удалось пройти по тонкой грани между открытием посвятительного мифа и сокрытием тайны от непосвящённых, оставив нам уникальное свидетельство греко-римской алхимии, гностицизма и неоплатонизма.

Лучшее время года и века (человека) – осень.

Мы продолжаем публикацию медленно развивающегося романа Элины Войцеховской, которая не бежит сюжета (некий поэт собирается поехать в Грецию и, перед самым отъездом, вспоминает своё университетское прошлое - своих друзей, Стефана и Ганса, свою возлюбленную Кору, в компании с которой он совершил первый хадж на родину Древней Эллады), однако, главное в этом изысканном и неторопливом повествовании - внутренняя музыка описаний, из которых, как из духа музыки, рождается ощущение грядущих потрясений.

Живопись этого художника, с одной стороны, указывает на некоторую нарративность, повествовательность, что и придаёт ей своеобразный эпический характер, а с другой стороны, содержание этого рассказа пишется не столько художником, сколько зрителем...

Молодежь у костра притихла, ожидая продолжения истории. К чему этот странный тридцатилетний археолог заговорил про тирольскую мумию? Вечерние сумерки постепенно сгущались, и теперь уже невозможно было рассмотреть лицо человека, сидящего напротив.