Проза

– А я бы почитал, – задумчиво пробормотал Константин и раскрыл книгу.
– Я сказал нет! – крикнул Сергей, выхватил книгу у него из рук и кинул в коробку.
Василий и Константин посмотрели на него с недоумением.

Никто – абсолютно никто! – не знает и никогда не должен узнать о том, что произошло. Мы постараемся скрыть от общественности сам факт полёта, во всяком случае, сильно приуменьшим его значение. А дальше – твоя задача: сделать так, чтобы всё прошло тихо и незаметно. Понимаешь меня? ТИХО И НЕЗАМЕТНО! Именно для этого-то ты нам и нужен.

На допросе никто себя нормально не ведет. Глупые люди ведут себя по-умному. Умные действуют глупо. Виновный выглядит как невинный младенец, а невиновный – ужасно виновато. И только изредка люди ведут себя естественно...

Быть может, отсутствие – это и есть полнота? Написать рассказ...

Это сооружение вдруг остро напомнило ему бродячий зверинец, который как-то раз остановился на пустыре неподалёку от его дома, и где его напугал медведь. Напугал не грозным видом и огромными когтями, а облезлой шкурой и страданием в глазах. Тогда, в шесть лет, Павел Семёнович впервые осознал, что смертен.

...он почувствовал, как в его сознании неотвратимо сближаются две сущности. Они походили на бегущие навстречу друг другу поезда или лавины, а иногда — на громаднейших размеров оркестровые тарелки. Он не мог сказать, что это такое, но ясно осознавал, что удар их будет страшен.

Когда тебе невыносимо, не говори – мне плохо. Говори – мне горько, потому, что и горьким лекарством лечат человека.

От порта к городу вели узкие, крутые, извилистые, грязные, зловонные, чёрные от угольной пыли улицы, где на каждом шагу попадались ночлежные дома, лавки и каморки, пивные, таверны, кухмистерские и трактиры, публичные дома, греческие и турецкие кофейни, восточные кабачки и игорные притоны. На одной из таких улиц в ночлежном доме мадам Стриженко осенним холодным утром был найден Макс Фрайман с простреленной грудью.

...наша женщина, уже в возрасте, пошла в магазин – огромный супермаркет, чтобы купить что-нибудь хорошее. И вдруг… В людской толчее… Вдруг… Она увидела маленькую плачущую девочку, которая как две капли воды была похожа на её пропавшую дочь…

Биомассу пускали туда, где её не хватало. Своё тело можно было завещать на те нужды, которые казались человеку особенно актуальными. На биоудобрения в теплицы, на корм свиньям или питательному планктону. Какой-нибудь удивительный здоровяк мог рассчитывать, что его разрежут на органы. Особенно толерантные люди и романтики могли завещать своё тело «на исполнение этнических обрядов».

...Дача проводила человеческое тепло и приняла внутрь осень по рецепту. А маленькие городские саженцы тянут ручки к солнечной маме, все больше времени пропадающей на работе – лето вросло в осень, как чуждый имплант, а дождь стал снегом. Как ты и сказала, незаметно, да-да-да.