Рейтинг публикаций

Русские – вечные дети. Вот так вот я скакнул из своей неудачной карьеры строителя и сельского жителя к обобщённости и якобы фундаментальности. Да ничего особенного, просто русский различим сразу, как прожилки на высушенных осенних кленовых листьях

– Таганская –

Есть несомненные доказательства, что Рыжий продолжал контролировать и направлять ситуацию и из СИЗО. В частности, по его указанию были созданы печально известные «отряды самообороны».

На Манежной я свернул в сторону Лубянки. Перелетая с палатки на палатку, попугай не отставал. С Божьей помощью я не умер на этом марафоне и от Лубянки спустился к набережной. Здесь силы покинули меня окончательно. Я встал отдышаться. Кортеж милицейских авто притормозили поодаль. Я поставил бутылку на гранит набережной. Попугай не выдержал и уселся с другой стороны.

Я перестал понимать, кто я есть на самом деле, прекратил видеть свое отражение в глазах окружавших меня людей. Кем же я был?

Залез я кое-как в сугроб, утоптал себе местечко, штаны спустил и присел. А когда закончил, из спущенных штанов выгреб двенадцать горстей снега! Двенадцать горстей за три минуты!

Кофе – это всегда не просто напиток. Не знаю, замечали вы или нет, но в советские времена с ароматом кофе мы как будто вдыхали недоступной нам «не нашей» жизни. А в коллективном кофепитии было что-то диссидентское. Я не видел, чтобы в общежитии строителей распивали кофе. И не представляю, чтобы милиционер в своей дежурке пил этот протестный напиток

Ты – где культура, я – где понятия о ней. Ты – где люди, а я – там, где Кафка. Ты – где сказка о страшном, я – где страх…

О, эта безводная Одесса, которая все переворачивает наизнанку: уборная, в которую по утрам вообще не попасть, очередь из соседей, несущих впереди себя ночные горшки, а потом входишь туда, заранее подавляя отвращение... и взаимные претензии, переходящие в скандалы

Дом мудр и умен. Он знает законы и понимает, что время не вернуть. Никто из покинувших его жильцов никогда не возвращался. Как же жизнь позволила мне это сделать? Зачем я вновь вселился в него?

Однажды я вот так же удивился человеку, сошедшему ночью, в тридцатиградусный мороз на остановке близ кладбища. Зачем? А кто его знает. Никто никогда ничего не знает.