Рейтинг публикаций

Если у народа отбирают вечность, зачем ему время?

«Wobbler» - это рассказ о том, как мог бы развиваться арт-рок на протяжении десятилетий, если бы в музыкальной жизни не появлялось бы принципиально новых стилей.

Завоевывать — весело, радостно. Охранять завоеванное — грустно, печально.

Как она ждала этого мига, как надеялась на него! Неземной кролик в прочных силках ловца. Ему не выбраться, братец Лис. Он потрясен, он встретил женщину, которая хочет чего-то н е т а к.

Никакой жалости к себе и окружающему, но – словесная живопись, ибо мир важнее тебя. Кем бы ты ни был.

До сего времени не найдено объяснение неэффективности ненасильственных методов борьбы народов как против угнетателей, так и за свои права на лучшую жизнь. Вместе с тем за всё время существования цивилизации не было периода без войн и кровавых конфликтов, а внутри государств свирепствовали и свирепствуют силовые органы разного типа, стремящиеся жестоко подавлять любое выступление против господствующего слоя. Откуда же проистекает неискоренимость насилия?

«Только в прозе я Довлатов», - передавал свое самоощущение писатель – словно и нам оставляя подсказку, мостик, метод исследования, вариант подхода к ускользающей личностной полноте.

Добрый может впасть в заблуждение относительно своей доброты, и тогда его добротой воспользуются другие, желающие преумножения зла. Щедрый может впасть в заблуждение относительно своей щедрости, и тогда его щедростью преумножится чья-то зависть и чья-то корысть. Учитель может впасть в заблуждение относительно своего учения, и тогда его учением преумножится великая ложь. Как видишь, различение относительных вещей с помощью рассудка может приводить к их неразличению. Истина так не достигается...

не будет дома \ грома \ букв \ полыни \ не будет ни деревьев ни листков \\ лишь отпустив грехи \ в аду пустыни \ опустят гроб в подземный длинный ров

Вот и вижу Вас за столом письменным: ни лампы, ни свечи, ни чернильницы, ни бумаги, ну, ничего, словно голая степь перед жутким бураном... Никаких приборов письменных, но как-то Вы пишите, и написанное не улетучивается в какую-то бездну, в каких-то татарских тартарах не пропадает. Как это? Что другое спросите — отвечу, а это не спрашивайте — не знаю, не ведаю. И стула нет — но сидите, да и стола, пожалуй, что нет, а какой-то утёс черно серебрится, и Вы на нём, его не касаясь. Вы в облаке слов, они, словно серафимы-ангелы вокруг Бога, над Вами вокруг да около, внизу и вверху, короче, окутывая, как дым или, скажем, туман, роятся, пчёлы мёд собирают чёрт знает где и всё Вам приносят...

Впереди у народа дорога, долгая, бесконечная. Моше прошёл лишь малую долю, но без отрезка, отмеренного ему, последующего пути просто бы не было. Он прошёл. Его опыт бесценен. Никто кроме него об этом пути не может по-настоящему рассказать. Лишь его слово вмещает ту память, без которой дальнейший путь невозможен.

Мыслительный водораздел истины и лжи, божественного и демонического, к которому подошел в своих трудах Павел Александрович Флоренский — это своеобразный порог, за которым разум вступает в тонкий мир архетипов сознания. Там, за этим порогом, находится решение всех антиномий — ведических, античных, апокалипсических, антиномий чистого разума Иммануила Канта и философско-математических антиномий, и этот порог предстоит перешагнуть каждому искателю истины.