Рейтинг публикаций

Царь Шауль идёт на войну, побеждает, захватывает в плен Агага, царя Амалека. Царь Шауль в точности исполнил повеление пророка, передавшего волю Господню. За небольшим исключением — пощадил царя Агага (по Иосифу Флавию: потому что был поражён его красотой и статным ростом, Иудейские древности 6:7:2) и по требованию народа (опять!) лучшее из скота.

...доказать реальность окружающего мира не менее сложно, чем доказать его иллюзорность. Поэтому неудивительно, что представление о мире, как о вселенской иллюзии, грезе Бога, получили распространение гораздо более широкое, чем об этом принято думать.

...независимо от того, сколько преимуществ и недостатков содержится в нижеследующем фрагменте, отмечу, что знакомство с ним будет отнюдь не лишним для истинного ценителя философии и художественного стиля, несомненным мастером которого был Эдуард фон Гартман.

Всё, что в музыкальной сфере может быть определено как нойз, обнаруживает глобальное несоответствие классическим музыкальным традициям. Применительно к музыкальному авангарду классические традиции оказываются лишь частными случаями проявления музыкальных возможностей, чьё присутствие не является обязательным, а в свете напряжённых отношений между традиционализмом и модернизмом – и не желательным.

Еще никому не удавалось отрезать северный полюс кусочка магнита от южного. То, что останется от сегодняшнего мира (если, конечно, останется), неизбежно вновь поляризуется...

Кто из наблюдавших летом 1917 года А. Колчака, Б. Савинкова и Л. Троцкого за одним и тем же «артистическим» столом, мог подумать, что эпатирующая публику «внеслуховая музыка», которой они внимали в исполнении русского авангарда, вскоре вырвется из петербургских подвалов – «Привала комедиантов» и «Бродячей собаки» – и на десятилетия оглушит Россию ужасным незатихающим воем?

Только выяснив, какой метод используется наукой, а какой – философией, мы могли бы понять, есть между наукой и философией разница или ее нет.

Трудно представить, чтобы такие произведения, как «Бхагаватгита», упа-нишады, «Дао Дэ цзин» или диалог Платона «Парменид» были созданы людьми, едва оторвавшимися от пуповины родовой жизни. Мы знаем уровень мышления античного человека, эти по-детски наивные попытки найти лежащую в основании мира единую субстанцию: воду, воздух, огонь или атомы. А здесь тайна жизни и смерти, знание о тождестве ин-дивидуальной души с мировой, понятие об Абсолюте, математически выверенная схема порождающей модели. Это знания, от которых веет поистине неземной мудростью. И думается мне, оставлены они не случайно…

...аргументировать супротив того или другого мыслителя (безотносительно к тому, сколь великим или, напротив, малым является его место в истории философии) указанием на противоречия в ходе его мыслей горазд всякий, кто неспособен возразить ему по существу, а потому нам, потомкам Канта, не остается ничего другого, кроме уяснения того, каковы значение и роль допущенных им некогда упущений и ошибок в контексте его мышления, грандиозного по своим непревзойденным масштабам.

В истории, написанной победителями, место побеждённым отводится незавидное. В глазах повествователя-победителя Шауль, если и был предтечей Давида, то лишь в том смысле, что он такой царь, каким быть не должен.

Не является ли это своеобразным проявлением диа­лектического закона единства и борьбы противоположностей? Не в этом ли смысл извечного противостояния России и Европы? Не потому ли России во все времена было на роду написано быть противоположно­стью Европе?..

В чём величие рабби Акивы? В ответ на этот наивный вопрос можно немедленно привести десятки примеров, однозначно свидетельствующих о его роли в установлении законов послехрамовой жизни. Но мы лишь в необходимой степени их будем касаться: не они, а непритязательные рассказы о жизни рабби имеют решающее значение. В них он отвечает на вопрос: жить — для чего? Если коллективное «мы» ответ на этот вопрос не получило, станет оно интересоваться — какими законами жить? Права законодателя получает не тот, кто лучше закон формулирует, — тот, кто в хаосе национального безвременья сказал народу о вечности.