Онтологические прогулки

Понятие относительности – одно из понятий, запутаться в котором проще простого – настолько оно все усложняет. Относительно одного дело обстоит так-то, а относительно другого – по-другому. А как оно обстоит на самом деле?

...мир рассматривается мною как единый магнит с двумя полюсами, имеющими противоположные свойства: один из этих полюсов — мир как представление, а другой — мир как воля. Теперь необходимо выяснить, на чем покоится единство этого магнита.

...предустановленная гармония и вытекающий из нее онтологический оптимизм Лейбница – это далеко не прекраснодушная наивность. В чем-то такой оптимизм более суров (как принцип стоиков) и мрачен, чем шопенгауэровский пессимизм, в основании которого лежит отнюдь не лишенный каких бы то ни было иллюзий трезвый взгляда на мир, а самый обыкновенный подсознательный страх перед смертью, присущий каждому психически нормальному человеку. И уж точно оптимизм как нравственный принцип гораздо труднее в своем практическом применении, поскольку требует от человека не только твердой воли, но порой и «нечеловеческих» усилий быть.

Оба эти города трансгрессивны и меонтологичны. На фоне городских пейзажей в обоих случаях отчетливо проступают фигуры Танатоса.

...не случайно именно книга оказалась метафорой вечности. Ведь она является не чем иным, как инст­рументом преодоления ограниченности человека во времени.

О Шимшоне сказано, что судил он Израиль, но уж очень этот герой одинокий — странный судья, о себе пекущийся, врагов на землю свою навлекающий, судья, которого соплеменники хотят выдать врагам.

Встать на точку зрения бога и увидеть вселенную с внешней стороны. Тогда мы поймем, что нет прошедшего, настоящего и будущего, а есть некая целостность, в которой все мгновения жизни пребывают в единовременности.

Я журналист. Иногда ко мне приходят люди, подсоченные, как сосны. Смотришь, оболочка, сохраняющая человеческий облик есть: красиво одеты, по моде причёсаны, но вдруг чувствуешь их полное равнодушие ко всему, почти физически ощущаешь внутреннюю пустоту, от которой тянет болотной тиной. Набрось на них, Богородица, белый платок, защити от беды и страданий… Не виноваты они, подсоченные…

Новый судья, новый спаситель Израиля напрямую сравнивается, едва ли не идентифицируется с самым великим спасителем Израиля во все времена — с Моше, тем самым обретая особое измерение.

Период младенчества завершился. Господь привёл Свой народ в Землю обетованную, теперь ему самому её завоёвывать, ему самому себя от божеств чужих оберегать. Услышав эти слова посланника Господа, зарыдали евреи и, как всегда делали в случае важных событий, отметили это место на карте новым топонимом — Бохим (дословно: мы плачем)...

Вдумайтесь! Речь идет о неком поле, с которого начинается всё, но которое, чтобы остаться началом, должно удерживать в себе ещё и ничто, так как иначе оно станет принадлежать тому, что появится позже как всё, а значит уже не сможет называться первоначалом. Это чистый воды парадокс. Но самое принципиальное (...) то, что начало не есть что, оно есть как, т. е. это не что-то фиксированное, а процесс чистого становления...