Рейтинг публикаций

Это действительно тотальное ПСЕВДО. Псевдо-роман псевдо-автора о псевдо-действительности. Начиная с эпиграфа сумасшедшего Анри Мишо, читающий попадает во власть сумасбродно искреннего, безумно доверчивого рассказчика. Факт повествования в том, что для того, чтобы остаться нормальным и вменяемым человеку приходится изо всех сил симулировать помешательство - брать на себя все фобии и мании мира, всю паранойю общества, всю схизу человечества.

Время собирать камни, вставлять стекла и вдёргивать шнур на место: классика современной американской литературы достигает нашего берега <через годы, через расстоянья>.

«Достоевщиной», любовью-ненавистью, русской душой в ее женском варианте и прочей развесистой клюквой нас не удивишь, но то-то и оно, что здесь другое что-то.

Без Бланшо и Батая подходить к Брейя не то чтобы бесполезно, но опрометчиво. В крайнем случае, понадобится Де Сад, но не тот, что читался диковатым тайком в неверном свете плафонов каменец-подольского плафонового комбината…

Это с каждым новым прочтением – озорная и сокрушительная атака на замороженный в своих достижениях Грамотный Сияющий Мир. (Вспоминается убийственно-убойная «Колыбельная» Ч.Паланика)

Диссидент Бабушкин очень хотел изменить Родине. Не до такой, конечно, степени, чтоб сразу к высшей мере или, там, в лагеря, а как-нибудь, чтоб быстренько обменяли на ихнего борца за светлое будущее. Иного способа украсить свою жизнь значительными событиям Бабушкин просто не умел придумать. А жизнь не украшенная очень его тяготила: инженер, 120-140 рэ, к восьми на работу, к пяти с работы, летом на прополку, осенью на уборку, знакомые дамы весьма однообразны. А тут бы - фотография в "Пари Матч", рукопожатие Киссинджера, пресс-конференции: И главное, попав туда, можно было бы на весь мир рассказать по радио "Свобода" все, что он думает про парторга, профорга и главного инженера.

"Я отрицательный персонаж" - написано на записке во рту у двадцатипятилетнего голема, и это - основной повод для написания реалистичной истории последней пятилетки ХХ века. Долмат отдыхает. Да что там Долмат, сам Селин может не "напрягать булки"!

Супер. Даже :ЛЕЙБОВ: не нашелся, что возразить. Порывшись в отягощенной памяти, выудил оттуда только тоненькое, как плач замученного Достоевским ребенка словечко "блядство". Став еще одной иллюстрацией той паники либерально-фундаменталистской мешпухи, о которой Иванов и говорит:

" Я понял, что происходит с либеральной критикой в отношении Проханова: истерика. Пишет в "Общей газете" критик Петр Алешковский: "Самое трагическое впечатление недели - книга Проханова". Далее следует полив. А затем очень интересная фраза: "Куда смотрят профессиональные критики. Это ведь типичная совписовская проза семидесятых годов". Забавно, автор приписывает Александру Андреевичу совписовскую прозу в типично казенно-советских выражениях: куда, мол, смотрит общественность. Ребята просто в панике. Легализованный Проханов сеет панику".

Плюс там еще есть нечто для тартуского сидельца обидное... Если он вообще это интервью прочитал. Блядство ж - оно и есть блядство. Хотя с тем, что "культура движется взрывами" Лотман был в общих чертах согласен.

Рассказы в сборнике вполне короткие и так и просят о быстром чтении, ибо общее впечатление от книги можно оценить как <интересное>, а тематическое наполнение отдельных рассказов уложится в оценку <жуть и мрак>.

Одно кажется совершенно точным: без любви невозможна «предельная ситуация».

Книгоиздательская общественность (а равно те, кто подлизывает крошки с её стола) пребывают во взволнованном состоянии: грядёт Международная Франкфуртская книжная ярмарка. Там, как известно, Россия будет <почетным гостем>.

...Вполне естественно сравнение этого сборника новелл с джазовым альбомом, где каждая новелла - определенная музыкальная тема, особое настроение; при этом альбом звучит спокойно и неизбывно меланхолично. Иррациональный японский джаз.