Рейтинг публикаций

Одна из идей Любищева – разные уровни реальности: вид, род, семейство, отряд и так далее. И звон иная реальность, чем колбаса. Радуга – иная, чем звон. Стихотворение – иная реальность, чем радуга.

Статья же Вадима Ершова... показалась интересной... субъективизмом взглядов и оценок, полемичностью и, даже можно сказать, предвзятостью их. Захотелось ответить автору, естественно, также субъективно.

Постижение сущности в эмоциональном переживании, пронизывающем жизненную потенцию вещи без приведения ее к смысловой определенности, лежит в основе японского эстетического принципа моно-но-аварэ (скрытое очарование вещей).

Теперь, в 1-й год Жэншоу, когда многие, о ком пойдет речь, уже умерли, а пути живых и мертвых различны, и тут можно только предаваться печали, я, Лу Фаянь, сын Лу Шуана, несмотря на свою молодость, свидетельствую.

И как не зарекайся, на скулах — болезни роста, \ И песенке в месте присутственном вовсе не просто, \ И покуда измена — не чудо, но дрожь новолунья, \ И старшие немы, и старость уже не волнует, \ Война не закончена, и подворотни в пристенок играют, \ И нищий в авоську державу свою собирает.

Человек придумал слова и научил их охотиться за человеком. Переосмысленные, перепрограммированные, натасканные на мыслящую плоть. Вкусившие предательскую мягкость податливого интеллекта. Настигая человека, вникая внутрь, они истощают его сущность до тех пор, пока организм не переборет, не обезвредит их – пожертвовав частью себя.

До недавних пор был тут колхоз – конечно, одно название, но всё же был, как-то объединял людей, давал прокормиться, поворовывали, как могли... Теперь колхоза не стало, кооператив никак не наладится, и основой деревенского бытия вновь стали свои хозяйства.

Ты одет?... Ранец... куртка... шапка...палка... – все на месте. ... Что?...Палка?... Да, непременный атрибут маленького сербского джедая.

Два краснолицых мужика тащат через площадь гигантскую двадцатиметровую сосну, с кряхтением, сопением и матерными облачками пара около открывающихся и закрывающихся ртов. Сосну предполагается использовать в качестве новогодней елки дома у одного из этих мужиков, обвешивать ее игрушками и "дождиком", водить пьяные хороводы.
Пытаются втиснуть сосну в кстати подошедший трамвай. Орут, ругаются, вышвыривают из вагона визжащих пассажиров. Сосна не проходит, упирается в стены, крушит стекла. Умаялись, бросили. Трамвай дальше не пойдет, просьба освободить. Сосна валяется у остановки огромной рухнувшей колонной. Мужики, свирепо-растерянные, курят, плюются, не знают, что делать и как дальше жить.

Итак, за столиком, напротив подъездов обшарпанных трехэтажных домов, собралось с десяток мужиков всех возрастов. Кто-то из них воевал, кто-то сидел, кто-то, как мой отец, родился во время войны. Наигравшись, мужики побросали карты, распили две первые бутылки портвейна и стали вести разговоры «за жизнь». Я слушал и запоминал.

Двадцать семь - без трех минут жизнь. // Вместе с мужем ушла болезнь, // Отделилась, распалась, // Растворилась в потоке слез, // Вымылась из организма йодированной солью. // Распрямилась спина, // Ожесточился взгляд, // Аэробика, плаванье - беречь фигуру.// Для кого?