Рейтинг публикаций

Среди книг вековая царит тишина. \ Спят на полках события жёстких сражений. \ И глазеет история \ молча \ на нас \ Корешками с названьями давних явлений. \ Вот и жить-не тужить \ бы \ на нашем веку, \ Где кружила белёсою птицей отрада. \ Только кто-то задел так небрежно чеку \ И сорвал исторический код Сталинграда.

Туман медленно полз, то густея, то редея, и в его просветах угадывалась картина – торжественное многокилометровое шествие пингвинов. По ледяной равнине, припорошенной снежком. Один, за другим не спеша, в развалочку они брели, словно человечки. Как будто плыли над самой землёй. Десятки, сотни, тысячи… Все схожи как две капли воды − в одинаковых чёрных фраках до пят. Поскользнувшись, они забавно расставляли в стороны короткие крылья, словно руки в широких рукавах, и взмахивали ими для устойчивости.

Мечтания о свободном времени в пространстве «торжества» роботов и компьютеров превращаются в поиск хоть какого-то занятия, дабы не впасть в прострацию. Чем всё это нам грозит? И какой может быть выход?

Фамадихана. Повтори три раза и запомнишь. Трех раз достаточно. Три раза, и уже не забудешь. Колдовское слово… Мне тоже сначала казалось, что не смогу запомнить… Общение с мертвыми. В Африке принято. В порядке вещей. Извлекают своих близких из могил, вместе ужинают, песни поют. То есть, жизнь ни на минуту не прекращается. Такая концепция. Ни на минуту. Ни при каких обстоятельствах. И после смерти тоже… Как вариант. Почему бы и нет?

...содержательно каждое стихотворение – это конкретный случай проявления того Единого Всеобщего, что, по мнению поэта, проникает в нас и становится нашей жизнью.
(...) Переводчик просто обязан ориентироваться не на «школьный» перевод фраз подлинника, но на общее впечатление от текста («тон») и к этому общему тону (изображаемой действительности) подбирать новые слова на новом языке.

...в темной глубине депрессии, от которой страдал Райнер Рильке на протяжении всей своей не слишком-то долгой, зато крайне плодотворной поэтической жизни, всегда копится нечто, требующее выхода в некой гармонической форме. Осип Мандельштам называл это «нечто» недоброй тяжестью...

...читатель, не знакомый с оригиналом, даже и не догадывается, что его обкрадывают, что вместо одного имени ему нередко дают другое, что изменяют предметы, части тела, одежду, географические названия – словом, хозяйничают в тексте, решая за читателя, что́ ему стоит знать, а без чего он, так сказать, обойдётся.

...И время наше – в бесконечности сует и крупных, в блестящих одеждах соблазнов – словно задавшееся целью опровергнуть: мол, даром, даром! – потупляет взор, отходя пред сияющим богатством русской рождественской поэзии.

Я рисую, это спасает меня от созерцания мира вокруг меня. Я рисую рушащиеся стены, они живописными руинами застывают на листе, они навеки застыли во времени. Я рисую других пациентов, переводя их из категории унылой данности в категорию фантастической ирреальности. Я не знаю, какие они на самом деле, но я знаю, что они уже умерли в моих рисунках, так и не начав жить той жизнью, которую я придумал для них. В помещении остались их бледные двойники...

...Эмма, так мы назвали нового члена своей семьи, несмотря на все наши ухаживания, чувствовала себя неважно. Если в первые дни она еще хватала клювом хлебные крошки, мушек, червячков, кусочки водорослей и маленьких рыбешек, которых я специально для нее бегал ловить на залив, то к концу недели совсем перестала есть.

Добро, по мысли Шеллинга, может быть обнаружено лишь посредством зла, как его противоположности, и в этом смысле зло есть необходимость, однако же, как справедливо утверждает тот же Шеллинг, зло не полагалось Божьей волей ни как средство, ни уж тем более как цель, ни даже как результат Божьего попущения (в его обычном понимании), ибо Божья воля к творению непосредственно есть лишь воля к рождению света и поэтому воля к добру, тогда как зло есть просто необходимый спутник божественного самооткровения в акте творения.