Рейтинг публикаций

С Праздником. друзья!

У тебя есть две тяжести – камень и крест! \ Из-под камня – вода из святых, дивных мест, \ из живой вересковой водицы. \ Есть слова, что из глины, из стали, из тьмы, \ есть слова, что из гжели да из хохломы, \ умереть, чтобы снова родиться! \\(...)Руки тонкие – тоньше уже не найти,\ пальцы гибкие, ягоды тащат в горсти, \ белый свет мой, тебя заклинаю \ ни на миг, ни на час, ни на ночи юдоль \ я всю Библию враз поперёк и повдоль \ всю люблю здесь от ада до рая. \\
Ибо столько страданий народ перенёс, \ сам избыток себе, сам себе передоз, \ сам себе он взахлеб, \ свет и тучи! \ Друг, ребёнок, отец, враг, любовник и брат, \ сам себе он гармония, сам себе лад, \ вниз и ввысь возносящий могуче!

Завет поэзии всегда нов, его пишут четыре евангелиста: огонь, вода, земля, воздух. И пять пророков: зрение, слух, вкус, осязание, обоняние. Ее язык рожден свирелью Пана и дудочкой Леля – младенческий лепет первых лет на этой земле. Язык – потребность духа. Поэт – интуиция языка. То, что мы называем словами – это на самом деле не слова. Мы не видим в словах – слова. Настоящие слова – шум леса, сгустки тумана, жалобы ветра, голоса гор и пустынь, гул водопадов. Настоящее слово бессловесно. Оставить лист бумаги чистым и вместе с ветром петь – проявить великую доблесть.

Знаменательно, что ставшая знаменитой чеховская установка – выдавливать «из себя по каплям раба» – была сформулирована в Святочные дни, и звучит она в полном соответствии с евангельской заповедью свободы во Христе, освобождения человека от рабства, греха и от ига страха смерти. (...) “Посему ты уже не раб, но сын, а если сын, то и наследник Божий чрез (Иисуса) Христа” (Гал. 4: 7). Таким образом, событиями Рождества и Воскресения Христова утверждается ценность, достоинство и духовная свобода человека, который уже не является узником и рабом ни других людей, ни собственного тела, но наоборот – вмещает в себя всё мироздание.

И тем же днем Энчо узнал, что «желанцы» — это зимовщики с мыса Желания на Новой Земле, а еще есть «правдинцы», «уединенцы», «соп-каргинцы». И кого еще только ни встретишь на Диксоне — перевалочном пункте полярников с острова на остров, с островов на материк и обратно, в этой северной арктической столице на берегу Карского моря.

Летаем \ под богом \ без отречения \ от блюд из соловьиных язычков \ акульих плавников \ ласточкиных гнезд \ от водки со змеиной кровью \ десерта тигровой пасти. \ Надежда умрет последней \ после своего ребенка \ который по-прежнему плачет \ не покидая мать \ высоко \ у царских врат.

Пониманье приходит само – из высот. \ Русь моя – не страна. Русь моя – внутривенна. \ Умираю я ею. Живу ей. И вот \ то ли верно всё в ней. То ли вовсе неверно. \ За неё я погибну. Погибну. А ты? \ Мне открылись, разверзлись тугие громады. \ Я несу её крест на Голгофу. Шипы \ мне врезаются в спину. И камни. И взгляды. \ Валерьянку ли пить? Корвалол? Анальгин? \ Или сок пить берёзовый – сладкий, малинный? \ Чтобы выдохнуть крик мой из этих руин: \ – Русь моя – не страна, это – кладезь старинный: \ хрупкий, розовый, словно бы на волоске. \ Тихо льющийся в руки, в ладони, кувшины. \ В бересте. В Житиях. В каждой капле в реке. \ В ней рубины, кручины, калины, былины. \ Авакумовы версты. Могилы царей. \ Я несу её крест. Ноги сбиты. Ладони \ все в кровавых мозолях. Но всё же добрей \ быть хочу к тем, кто в спину свистят.

...красота есть в клеточке чего угодно – во всём она едина, а не избирательна. Она в железной ручке, фаре, ступке, закате или травинке. Во всём. Сколько вещей Вы считаете красивыми, настолько Вы и раскрылись в понимании этого. Да и в общем, приобретая глубинное понимание вещей, ты начинаешь осознанно жить: понимаешь людей, себя и свои истинные потребности. Ты приобретаешь способность видеть. В таком видении уже невозможно осудить, ведь это значит осудить человека уже осужденного самой жизнью стать таким. Его только любишь, и это движет.

Ласточка, пропела, пролетела, \ словно флейты девичей мотив. \ В самом деле, для чего мне тело - \ этот неуклюжий примитив, \\ раз оно по небу не летает, \ а лежит в постели на боку. \ Хорошо быть ласточкой, Китаем, \ голубым рисунком на шелку. \\ Быть какой угодно голытьбою - \ обнажённой музыкой струны, \ воспаряя в небо голубое \ над полями рисовой страны, \ и потом попасть в стихи Ли Бая, \ строчкою и ласточкой звеня, \ чтобы билась жилка голубая \ на виске вселенского огня.

Машина, загруженная до предела, покатилась вниз, а вслед за ней, взяв в руки все, что еще оставалось: горшки с цветами (алоэ, фиалками, традесканциями), сумки с посудой и обувью, спускалась вереница людей. В этой веренице спускался и я. Спускался, чтобы уже не вернуться назад.

Я их не могу обнять, \ прижаться и пошептаться, \ но их у меня отнять – \ немыслимо и пытаться. \\ Их образы так мощны, \ чем дальше они – тем ближе, \ поскольку воплощены \ во всё, что вокруг я вижу. \\ Цветок шевельнул листком \ иль скрипнула половица – \ мне этот язык знаком, \ я вижу во тьме их лица. \\ И я им до дна видна, \ они за меня в ответе. \ Я не у себя одна, – \ у них я одна на свете.

Я хотела бы выкричать эту любовь, где моё, \ а не общее, но не могу, не могу в общей боли. \ Ледяные громады гремят. Так, наверно, гортань \ прочищали все русские боги. У той Алатыри \ был Алёша Попович, Добрыня Никитич, Илья \ достоверный наш Муромец. Можно ли быть богатырьей? \ Лишь тельняшка твоя, что на полке хранится в шкафу \ и берет со значком, твой альбом, что из армии, бутсы, \ бирюзовыми флагами, всем, чем могу, тем зову, \ а, точней, заклинаю: вернуться!