Жизнь как есть

Букинистические магазины умирают и в Москве. Мало-мало, где еще работают продавцы, любящие и знающие книгу. Больше случайные девочки, не слушающие Вас и не понимающие вопросов. Кто хочет достать что-нибудь, договаривается с опытными продавцами, конечно за мзду. Те откладывают книги и сообщают по телефону. Все ещё есть посредники, приносящие книги на дом. Дерут они втридорога. «Книжный развал» кончился и в Москве. У иных магазинов толпится по 20-25 человек, продающих книги с рук.

Из письма Капитолины Николаевны Насимович от 4 июня 1968 года. «...Надо сказать, что в войну мы с мужем жили в Москве и очень голодали. Муж часто ходил к Бонч-Бруевичу и продавал ему свой, тогда очень богатый и интересный архив. Теперь этот архив влился в Литературный музей". Вас интересует Насимович-Чужак. Я знаю, что его архив был продан его московской женой в Литературный музей, а ленинградский архив продан в Ленинграде его ленинградской женой. Я вышла замуж в 1917 году, а умер Александр Федорович в 1947 году».

«На книгу В.Н. Скалона печатается отзыв... Книга очень страстная, и я диву даюсь, как ее пропустили. В Москве бы обязательно прижали. Недавно за одно слово «хищническое… лесов» у нас задержали «Бюллетень МОИП», 1958, №1 и заставили изъять весь материал. Из-за постоянных придирок выход этого журнала почти все время задерживается».

"Вы, вероятно, видели книгу «Философские вопросы современной биологии». Там основные перлы, которые положено знать. И очень хорошо описано, что должен был думать Павлов. А все же он был на деле довольно вульгарный механист. Я раньше его очень много читал. Интересен и умен, но был лучше до того как сделали из него сусального ученого и глубокого диалектика, которым он, к сожалению, не был".

«...сейчас идет большая кампания за ликвидацию части заповедников и судьба Читинского, в части нескольких, почти решена в смысле ликвидации. Вопрос решает специально созданная правительственная комиссия. Вместе с тем, для остающихся заповедников намечено объединение. Хотят урезать площади многих сибирских заповедников».

Естественно, что наши тезаурусы за 40 лет разошлись – но разве это суть важно? Допустим, пока ты собирала картошку, я собирал космограммы, ну и что из того? Свой ум я знаю, чем заполнить, а вот чем я заполню пустой, образованный только тобой, угол души?

Силы хаоса пришли в движение. Их уже не затолкать обратно под литосферные плиты. Возможно поэтому так быстро закончились печенюшки у доброй тети из Америки. Что делают крысы, когда ученые оставляют лабораторию, получив все необходимые результаты – загрызают друг друга. И еще не было крысы, которая смогла бы перегрызть прутья решетки.

Мне стоило гигантского усилия вконец расхлябанной воли, чтобы закруглиться на 10 письме. Поклялся, что будет по справедливости: письмо на письмо. И вот сегодня я вытащил из ящика золотую рыбку. И что же?

...переписка добавляет нюансы к тому каноническому облику Герцена, которые складывается на основе работ советских и британских ученых, позволяет видеть в нем лицемерного человека, для которого общественные и личные ценности совершенно не совпадают.

Понятна и твоя озабоченность: что сталось у бедного интинского Славы с приспособлением, обыкновенно применяемым для думанья? Пусть так. Но почему причину моей одержимости ты ищешь на стороне? У меня приступ тебя, у меня обострение хроноклазма...

Нельзя обрести физическое наслаждение, не освоив его поначалу мысленно. Ведь наслаждаешься мыслью, ставшей телом.

Горячность гонки и есть вкус жизни. А небо, деревья, птицы на зуб, вкус и цвет отдают совсем иной реальностью, попросту именуемой вечностью. Вот так, как волнуется ветром это дерево за окном, и будет выглядеть мир тогда, когда нас не будет. И потому воспринимать их жизнь сердцем значит еще маленько пожить «после жизни».