Проза

Любовь объявила, что отныне все опустошенные земли будут засажены дицентрой.

Очень скоро одуванчики в поле стали седыми и осыпались под окрепшим ветром. Офицерика нашего перевели в другую часть, а Магирус, как часовой, неизменно появлялась у ворот казармы. На голове у нее теперь был венок из подаренных офицериком одуванчиков.

Меня ждет он, начало всех начал, точка исхода всех земных путей, которые оказались для меня столь важными. Неужели это произойдет? – думаю я. Неужели это возможно?

– Что же это такое делается? К кому же обратиться за помощью? Может быть позвонить Науму Исааковичу, заведующему кафедрой – у него хорошие связи?

По Ярославке соль земли русской, гастарбайтер из ближнего зарубежья Платон Каратаев в «Камазе», Родион Романович Раскольников, урка, менеджер по доставкам, в «Газели», Павел Иванович Чичиков, мёртвая душа, новый русский, директор фармацевтической фирмы «Щит отечества» в «Джипе», несутся.

До культуры нам как до Китая, говорит директор Дома Печати. А далеко ли город N от Китая – неизвестно.

Приедет наш в Китай, скажет Ху Цзинтао – почему рыбу скупил? Нефть отключу, если будешь так делать. Китаец поюлит, похнычет и сделает для москвичей дешевую горбушу, а у нас все равно дорогая и тухлая останется.

Так как пол животного по-прежнему был неопределённым, новые Светкины женихи переименовывали Клеопатру в Клапу, затем в Клапана, иногда в Клопомора...

Вы скажете, что о таких вещах детям не рассказывают, я имею в виду тему, связанную с отношениями полов. Но, дело в том, что мои родители не связывали свое счастье с отношениями полов.

Добро и зло всегда рядом, как две щеки одного лица.

Я вышел из дома, пересек двор и подошел к калитке, ведущей на улицу, чтобы отворить ее. Мне было ясно, что этого делать нельзя, но мой страх полностью подавлялся жутким чувством любопытства.

Никто из съемочной группы к/ф «Полное затмение» (в оригинале «Poets Dall Inferno»), истории об отношениях двух классиков французской литературы, и не подозревает, что эта картина спасла жизнь и здоровье мало кому известному за пределами Риги русскому литератору – Жану Пистону. И я вижу в этом некую символику!