Рейтинг публикаций

По больнице сегодня дежурит Титков. Пётр Леонидович в ударе от приезда сына, который наконец появился на территории. Больница внимательно следит за тем, каков будет его первый шаг

Мы же, взаимоопылив друг друга, как и положено настоящим литературным людям, разбрелись по домам, чтобы вскоре обязательно встретиться вновь.

«Аполлоныч, здорово!» – ему говорили соседи. \ «Аполлоныч – мужик, это да» – все друзья признавали. \ А он ехал себе на стареньком велосипеде. \ О своем божественном происхождении знал ли? \ Едва ли.

… над пропастью во ржи \ вести указательным по ладони: \ считывать чертежи. \ сны, страхи – зато не \ упустить ЭТО мгновение, \ где все вещи вообще \ теряют смысл, предна- \ значение \ (ты сильный: стисни зубы, сожми челюсти), \ в точке, где сходятся линии жизни и все- \ прощение.

Полгода назад у нас в зоопарке медведь отгрыз девочке руку, а на следующий день – ногу мальчику. Девочка хотела медведя погладить, мальчик – пнуть.

Вам не нравится «совок»? Какой именно? 1917, 1927, 1937, 1947, 1957 или 1987? Ведь это совершенно разные государства

Я действительно хорошая девочка. На самом деле.

У осени в мелодиях изъян,/ отравленных обманов череда,/ Вот, горький дождь наполнил мой стакан,/ хмельная облаковая вода!

Они покинули Россию в 1920 году, пережив два погромных обыска, полную распродажу всех носильных вещей, расстрелы друзей, смерть знакомых от голода. Они переехали польскую границу на ветхих, поломанных санях и с самым скудным багажом, какой только можно было вообразить: пара чемоданов с износившимся бельем, рваным платьем и грудой рукописей и записных книжек на дне. ...В Париже их ждала серая от пыли, неуютная с соломенною мебелью, но своя квартира, из которой их никто не мог выселить за самый главный признак буржуазности – обилие книг.

Смешно, но получается так, что я боюсь своей матери. Я это и раньше подозревал. Но, так, можно сказать, нехотя подозревал. То есть вроде как осознавал, что боюсь ее, но в то же время думал – чего мне ее бояться, она же моя мама. Сегодняшний день показал, что я ее боюсь.

Душа его вмиг опустела, сознанье заменилось, глаза налились кровью. Галиматьянов сжал кулаки и, тяжело ступая, вышел из неприютного «дома». Сын не узнал бы его сейчас. Никто бы не узнал. Это был другой человек: это был не человек.