Рейтинг публикаций

Измените финал, остальное все гениально, уважаемый автор! Измените финал, и мы её напечатаем, и люди будут носить вас на руках!

Что мне было делать? Или кивнуть или расплакаться. Кивнул. А расплакался уже на улице.

Лучше всего Андрею Левкину удаются описания пространства; то, из чего они состоят - какие-то морщины, складчатости, чёрные и белые дыры, сквозняки взаимодействий. Лучше всего Левкину удаются ощущения городских пространств, подробных, энергитически насыщенных: <какие-то предощущения жизни сгущались в небольшие сущности - почти в игрушечных солдатиков и прочий сор памяти типа стекляшки на тротуаре - что ли сводя все времена твоей жизни> Несмотря на вечное движение-мельтешение всего и вся, несмотря на обилие нечаянных проявлений, здесь, кажется, совсем нет времени, в городе оно заменяется пространством. Его Левкин и хронометрирует, неважно, Москва это, или Питер, Рига или, как теперь, Киев.

С классом начали происходить немыслимые перемены. Сначала девчонки, а затем и мальчишки стали приобретать всё более аккуратный внешний вид. Никому уже не хотелось выглядеть «распустёхой» на фоне всегда чистеньких и выглаженных братьев. Девчонки начали наперебой рваться отвечать... Пацанам было труднее.

Давай с тобой сыграем, брат, в слова, \ Судьба слепа, непостижима слава, \ Брильянт исчез, осталась лишь оправа, \ И с ним затихла глупая молва.

Шпильки, рассыпавшиеся за ночь, чернели муравьями на голубой коченеющей простыне. Я решил украсть несколько штук и поселить их в ящике письменного стола. У одного парня я читал в сетевом дневнике, что он поселил в комоде божью коровку, чтобы проверить, заглядывает ли квартирная хозяйка в его белье.

...осторожно, смысл происходящего глубже, чем кажется на первый взгляд!

Не пошел на кухню – там лужа. / На полу капуста – играли дети. / Спичка прилипла к голому носку, наступил в лужу. / Хвоя на полу – кончился праздник.

Начали вешать в алфавитном порядке. Некоторые чиновники плакали и нечленораздельно поскуливали. Другие молчали, словно тряпичные куклы. Которые никогда не были живы.

во многих знаниях многие печали // в немногих знаниях немногая печаль // в печалях немногих немного печали // во многих ногих малые глаза

Как и все югославы, Кустурица оказался небритым, неряшливым, крупным мужчиной, который играл в брутальность. Бандерас для бедных, блядь, подумал я. Еще я подумал о том, что он всех уже, и себя прежде всего, заебал солнцем, вином, и цыганами.