Рейтинг публикаций

Леонид Андреев был популярнее Бунина и Куприна, и повесть его «Жизнь Василия Фивейского» пламенела дикими розами правды и прозрений.
В чём же прозрения?

Треугольник был равносторонний: \ Что ни угол: все шипы, да розы... \\ Прилетали умные вороны, \ Задавали глупые вопросы. \\ Что нам было делать? Мы молчали \ Головами круглыми качали. \ Ничего мы им не отвечали, \ Ничего мы им не обещали. \\ И случайна, и необычайна \ Наша правда это наша тайна.

Совсем недавно на улицах Орла развесили баннеры, на которых призывы к сортировке бытовых отходов соседствуют с портретом Тургенева и выглядят так, будто написаны от имени классика мировой литературы: «Я ничьих мнений не разделяю; я разделяю мусор».

Декарт, вставляющий бычий глаз, взятый на бойне, в дверь, чтобы представить возможности иной оптики. Достоевский, постоянно ищущий иную: чтобы объёмнее постичь мир, во всём его чёрном, траурном, светящимся, пьяном, рьяном великолепии…

Новая популяция словесников, переживая в юности религиозный бум интеллектуального свойства и окраски, к старости всё тянется к удовольствиям позднего Рима. Пирамида, стоящая на острие вершины. Поэтизация жизненных аппетитов. Прочь от Шопенгауэра и Симоны Вейль.

Сын обожал отца, но боли его не чувствовал тогдашней: был молод, девятнадцать лет, не предполагал, что через несколько месяцев папы, с которым столько говорили, гуляли, так философствовали, какой значил так много – не будет…

Художественный мир, жизнь и смерть Гоголя до сих пор остаются во многом неразгаданными, неизведанными во всей их духовной сложности, таинственной глубине и Божественной правде.

Там хотел бы я вить, и вить, и вить \ Из кудели мелькающих мгновений \ Дней моих убегающую нить \ И не помнить \ Смятений и сомнений.

Итак, источник моих представлений об этом «странном» царе только ТАНАХ, мною переведенный и прокомментированный на основе традиционных толкований и современных научных исследований.

Потемнело, сад зашатался, посыпались вороны. Метнулась змейка, ударил железный гром. Бледные руки проворно закрывали рамы. Я боялся взглянуть в сад: опять сидит на сочной траве, полуодетая, с младенцем у голой груди. Перешёптывались верхушки, в шкафу стукались вешалки. Колесо велосипеда крутилось под горку – литой диск. Голоса, Чапаев, пулемётные ленты, в стёклах брызнул слепящий Щорс. Подступило лицо в судорогах, всматривалось, лоб забинтован, в пятнах раздавленных красных вишен...
(...) Гости съезжались на дачу. Буква с чёрными крапинками на жёлтой спинке ползла через страницу. Реактивный гул спугнул курчавые бакенбарды, разлил чай, выскочили с боков два упругих чёрных крыла. Взвилась, возвращаясь в умное небо.

Полсть распахнута, лихачи, \ получив напоследок на водку, \ кратко сгинули, тихо и кротко, \ а за ними пришли смехачи, \\ те, доев калачи, куличи, \ послонялись по околотку, \ промочив пересохшую глотку, \ околоточный лёг на печи. \\ Годы скорбны, а дни неказисты, \ ностальгируя по калачам, \ бедолага, постригшись в лингвисты, \ некрофильствует по ночам...