Онтологические прогулки

...Кризис советской модели был, прежде всего, кризисом идеократии.
Тем не менее, нельзя все проблемы советского общества сводить исключительно к идеологическим. Советское общество в целом развивалось интенсивнее, чем советская политическая система. Вследствие неравномерности развития двух подсистем возникало и усиливалось напряжение между ними. Идеология стала тем эпицентром, в котором эти противоречия обрели форму.

Поскольку определение Л. Н. Гумилевым динамики целостных сообществ, который поименовал их этносами, достаточно проблематично, постольку имеет смысл на ряде примеров определить динамику целостных сообществ по их активности.

Главной социальной силой, влияющей на трансформацию антисистемы в систему, стала новая советская бюрократия. И именно бюрократия как социальная группа (класс) стала главной политической силой в СССР. Соответственно, все структурные изменения, происходившие в Советском Союзе, так или иначе, были связаны с глубинными событиями, происходившими внутри этих групп. Все изменения политического курса, даже незначительные, являлись результатом победы какой-то одной бюрократической группы (или клана) над другой группой.

Момент бифуркации системы меняет общество. Чем более жёсткую форму бифуркация принимает, тем сильнее общественная деформация. Отложенные бифуркации меняют общество, часто просто ломая его. Они разрушают некогда устойчивые социальные связи и механизмы, противопоставляют отдельные социальные элементы друг другу и способствуют резкому возрастанию хаотичности во всех аспектах социальной жизни, включая личные отношения.

Что случится с ноосферой (сферой разума), и какова ее роль в феномене человека, а также, наоборот, какова роль человека, как и всего живого, в мироздании?

Мы "последние из могикан", больше таких не будет, наш опыт показал, что родовое потеряло свой последний, ещё живший в нас потенциал, и этот потенциал сгорел, не оставив ничего, кроме золы: сегодня любое отнесение, обоснование, опора на "общее", "высокое", "человеческое", "мудрое", "прекрасное", "истинное" и т.д., не работает даже как прикрытие, которым так охотно и эффективно пользовалась сиюминутность для проталкивания своих делишек. Мировые войны и беспомощность надгосударственных и межгосударственных объединений в предотвращении войн – решающее доказательство того, что начинается новая фаза развития современной цивилизации, фаза действительного индивидуализма.

Антисистема как результат подражания системе оказывается упрощённой версией системы. Антисистема упрощает внутренние связи, устраняя из них всё, что не может сымитировать. Если система стремится к повышению сложности (вектор развития), то антисистема стремится к простоте. Её вектор направлен на примитивизацию и архаизацию.

Личность в наши дни падает сквозь время, испытывая — попеременно или одновременно — судорогу сладострастия или ужаса, и нисколько не пытаясь защитить собственное существование перед напором пресловутых «фактов». Она нуждается в твердых ценностях, как мореплаватель в неподвижных звездах, но приучена думать, что «ценностей» или нет, или обращаться за ними нужно всё к тем же «реальным фактам»… Это наивно, если не смертельно опасно.

Булгаков (и, к сожалению, не только он) не понял в Марксе главное, а именно то, что Маркс называет «родовой сущностью человека». И это не удивительно: лично я нигде не нашел у Маркса четкого и однозначного определения этого понятия, которое никак нельзя свести к концепции трудовой природы человека или общественного характера его личности. (...)
Могу лишь предположить, что ответ содержится… в его выпускном сочинении, в котором Маркс по-юношески восторженно писал о данной от природы способности человека к творчеству и бескорыстной жертвенности своей жизнью во имя человеческого рода (как я понимаю, в противоположность жертвенности во имя Бога; выбор и в самом деле непростой, если им человек вообще задается).

Только сохранение других и себя как взаимодействующих создаёт и воспроизводит полис как целостность, не структура, не количество, не ресурсы, не наследие, не сила, которые имеют значение только в том, какой конкретный модус социальной жизни установится, а только взаимодействие разных как основа любого установления.

Перемещение индивида в сторону Дикой границы являлось физическим процессом: индивид ускользал от власти и духовно, и телесно. (...) Уход за Урал означал уход в точном смысле этого слова. Но виртуализация разрывает единство сознания и телесности. Она выводит сознание в новую визуальную, чувственную и смысловую реальность, но, при этом, она никак не влияет на способ присутствия телесности в мире. Тело виртуального субъекта остаётся пребывать во внешнем мире. Соответственно, оно оказывается доступным внешнему контролю. А посредством контроля над телом осуществляется контроль и за деятельностью личности.