Проза

Однако зачем удерживать в себе Память? Она есть и в будущем, является нашим настоящим, не надо запоминать то, что и так вечно. Зачем накладывать одно на другое? Мы и так во сне Бога, в череде Его воспоминаний. К чему ремейк пережитого, когда всё время звучит хит настоящего, когда Память свежа и действенна, когда богата вариациями? Бог не помнит всего, Он вспоминает вместе с нами, мы – Его отгадывание Себя и Своего бытия. Память для Него полна тайн, Он живёт Её вечным будущим, Её переходящими лабиринтами и зазеркальем Своего Я.

Только чёрное зеркало Сознания покоится между чашами Его весов, между всем и ничем. Лишь в нём Абсолют может отстраниться от Самого Себя, от величия и ничтожества, от жизни и смерти. Ничто ведь тоже бытие, но только без событий, с белым шумом хаоса и зияющим мраком. Лишь Сознание бессменно, оно - вечно присутствующее в темноте зеркало, обнаруживающее себя при свете.

...она не увидела ни одного врача, кроме того, нелепого, что бросил им ковёр под ноги. А ведь в обычные дни они так и снуют мимо скамеек, здороваясь, окликая друг друга, обмениваясь на ходу быстрыми производственными замечаниями. Медсёстры тоже частенько бегают в регистратуру и обратно, оглядывают пришедших, спрашивают фамилии, раздают градусники. А тут ни медсестры, ни врачей.

"Тебе, к примеру, приспичило на Крышу. Но! Лифтëр всегда лучше знает, куда тебе надо позарез, и всякую твою блажь он в расчëт не берëт. Ты вот ещë и не успел осознать, а он уже жмëт лучшую для тебя кнопку на лучший для тебя этаж".

- Это мой друг! – бодро и отчетливо говорил Сереженька. А потом уже ничего не говорил, а только сосредоточенно убирал свои игрушки по местам. В какой-то момент он подставил подтащенную табуретку, встал на нее и, еле дотянувшись до подоконника, посмотрел в окно.

«Что же я чувствую? - думал про себя барон. - Большевики бегут, Крым свободен от расстрелов, обысков, от страха и унижения. Но почему такое унизительное чувство, будто одни враги меня обобрали, а другие разгромили? Победы нет – и радости нет…»

В состав поезда входит и банно-прачечный отряд. «Прачечные войска», как называют их фронтовики, размещены в двух вагонах – девятом и десятом. Корыта, стиральные доски, котлы или обрезанные железные бочки – вот и всё их вооружение. Основной состав – шестнадцатилетние девчонки. Те, что рвались на фронт, но, естественно, воинской специальности не имели. Шаркают день и ночь. Гимнастёрки, ватные телогрейки, штаны, масхалаты, бельё, грязные бинты… На пути к фронту в этот рейс нам поручили ещё и отстирывать бинты. Перевязочных материалов не хватает. А «прачечные войска» не успевают...

...она подумала, что любовь, или что-то там, ее напоминающее, — это самое страшное чувство на свете, такое красивое, романтичное, удивительное — сначала, и такая гидра неуправляемая, разъедающая все внутри, на каком-то другом, уже следующем, нескончаемом и главном этапе.

НЕСТЕРУХИНА... Роется в ДЕМОНЕ, извлекает богатый ренессансный берет, увитый золотым кантом и с алмазами. Примеряет. Отбрасывает.
- Беретка малая. - Роется вновь и выуживает рыцарский шлем тамплиеров. Вертит недоумённо, клацает забралом и выбрасывает.
-Это вообще чё попало. Только людей пугать. - Наконец извлекает из недр ДЕМОНА немецкую каску со свастикой. Надевает.
Откуда-то катится протяжное: «Ура-а!»
НЕСТЕРУХИНА. Я вам поуракаю! Я вам поуракаю!

Новая пьеса Нины Садур, завершённая 22 июня 2018 года, определённо станет классикой нашей драматургии. Редакция от души поздравляет автора и читателей.

"Да что у вас тут происходит? Объясните, наконец. Что происходит в России?"

Вечерами, когда поднимался над горизонтом матовый шар луны, улицы остывали от жары и сквозь душный морок проступала прохлада, они гуляли. Особенно любили обойти вокруг Кремль, пройтись по набережной и подняться на Большой Каменный мост. Николай говорил о своем – о свершении, о наступлении, об исполнении сроков. Она слушала, затаив дыхание, и, ничего не понимая, лишь спрашивала: «Когда?»