Проза

Ах, какое замечательное настроение после такого визита к врачу! Ты чувствуешь в желудке приятный голодок, тебя бодрит предвкушение… позднего завтрака с кофе – обязательно позднего и обязательно кофе, несмотря ни на какие запреты и клевету относительно его вредности. Работать совсем не хочется. Но теперь ты готов уступить своей лени с удовольствием, не коря себя за попустительство слабостям, потому что все еще впереди. Вот оно: к тебе возвращается упоительна формула жизни «всё еще впереди». Именно всё

Москва меняется. Появляются красивые дома, высокие, веселые, нестандартной архитектуры, с шикарными квартирами. В таких мне уже никогда не жить, думаю я. Если расслабиться, следом выползут мысли о своей ущербности

Выходя из дома, я обязательно загляну в почтовый ящик. Мне уже давно никто не пишет. Раньше тоже мало, кто писал, но я все равно запускаю вглубь ящика руку, обстоятельно шарю по его невидимому днищу, боясь упустить что-нибудь, адресованное мне. Особенно, когда стали забивать ящик всякой рекламной ерундой

В институте мы со Славиком не дружили. Он был сыном дворничихи и жил в подвале на территории какого-то завода, а я был сыном отставного офицера и жил в четырехкомнатной квартире. Так что налицо было социальное расслоение. Почти революционная ситуация. Я по его классификации относился к обеспеченным, а он – нет

Я боюсь рака прямой кишки, аденомы простаты и импотенции. Инфаркта я тоже боюсь, но, видимо, подсознательно надеюсь на внезапную смерть. В этом случае человек пролетает мимо страданий. А те три опускают его, уничтожают личность унизительной беспомощностью. Не приведи господь! Два моих любимчика Феллини и Мастрояни умерли от чего-то похожего

Кофе – это всегда не просто напиток. Не знаю, замечали вы или нет, но в советские времена с ароматом кофе мы как будто вдыхали недоступной нам «не нашей» жизни. А в коллективном кофепитии было что-то диссидентское. Я не видел, чтобы в общежитии строителей распивали кофе. И не представляю, чтобы милиционер в своей дежурке пил этот протестный напиток

БЭО – это что-то, параллельное филармонии. Филармония, как учреждение государственное, классических музыкантов жаловала, а к эстрадникам относилась с легким пренебрежением. Для них и было создано БЭО. На меня это БЭО производило впечатления отстойного места, вроде приютного дома для эстрадников, не приписанных к каким-то известным коллективам

До ухода «на вольные хлеба» я сменил мест двадцать. Таких тогда называли «летунами» Но у меня это было не потому, что я такой легкомысленный. Так получалось. Например, однажды я утроился на работу и за два дня сделал то, что должен был делать месяц, – такой спустили план моему начальнику. Остальные 22 рабочих дня я обязан был сидеть в отделе, ничего не делая

Культурное наследие, культурное достояние складываются случайно. Толстой и Шекспир – замечательное достояние, но его могло и не быть. И ничего бы с человечеством не случилось. Сколько талантов ушло в небытие, так и оставшись безвестными! Человечество развивается так, как оно развивается, а не так, как это кому-то хочется

Кто-то из моих тогдашних приятелей предложил мне отметить мои достижения анти юбилеем: «20 лет творческой БЕЗдеятельности». Известные театроведы должны были с радостью перечислить все срывы моих постановок и публикаций, мастер ненормативной лексики выступил бы со спичем в мой адрес, а на банкете гостей усадили бы за стол с пустыми глубокими мисками, предварительно дав всем по рвотному порошку

В державном Петербурге намечалось необычайное торжество матриархата, чего здесь не бывало как минимум два последних столетия. И вот, взирая на это неостановимое гендерное шествие к власти, друзья рискнули предложить петербуржцам низвергнуть памятник Владимиру Ильичу Ленину, некогда утвержденный перед Смольным, а взамен на пьедестал гранитной диктатуры воздвигнуть чудесную статую египетской богини