Рейтинг публикаций

Давай с тобой сыграем, брат, в слова, \ Судьба слепа, непостижима слава, \ Брильянт исчез, осталась лишь оправа, \ И с ним затихла глупая молва.

Восход по ранней весне, как атомная война. Позади домов занимается зарево. Нервно пульсируют указатели реклам. Вот-вот до твоих ушей докатиться грохот взрыва. Прислушиваешься, жилы на горле, как струна. И тут – виу, пиу…. Неужели и вправду падают снаряды в вырытые нами воронки? Сработала автомобильная сигнализация. Повопила, сколько хотела, и заткнулась. Спорю, никто машину не трогал. Просто ей захотелось выкричаться. И она закричала. Бывает, что хочется вопить, до спазмов в глотке, до сухого кашля. Прокричишься и чувствуешь, что могильный камень, который давит на сердце, чуть сдвинулся.

...у Шолохова человек берет на себя нравственно-творческую ответственность за нашу общую с Природой Жизнь, а у японцев, как и у северян человек остается маленьким, обязательно идет вторым – после Великой Природы.

Городская квартира – дело удобное. Но в ней особо не развернешься: тут дырку проеферил, там. Полку повесил. Покурил с соседом. Сообразили. Помянули деревенскую жизнь, как после баньки с веником, да в пруд… Мужик в квартире дуреет и спивается.

Верь слову русского народа! Верь и все тут! Даром что Тютчева никто не уполномочивал давать такие обещания. Даром что никогда ни одного слова этот «доблестный народ» («Сие-то высшее сознанье // Вело наш доблестный народ») не сдержал, да и вообще был, как оказалось, не в курсе.

Одно только не давало покоя. Об этом Дина старалась не думать. Но иногда... Иногда ей снились какие-то странные сны.

“Наш мир создан каким-то Достоевским, только не столь гениальным, как Федор Михайлович...” (Георгий Иванов)

Корень оникса в этот момент распускался причудливой химерой, превращаясь в князя мира веществ, наливаясь новыми свойствами, брызжа золотистыми звёздами смеха…

...единственное в человеке не иллюзорное – это невнятная и непрерывная боль его души…

Иногда спутница наклонялась и бережно подбирала на ладонь улиток. Она рассматривала их с задумчивой, трогательно-мечтательной улыбкой, а потом опускала в сторону от тропы.

Однажды меня поймают и будут принудительно лечить, потому что по всем их раскладам я наркоман. Может, было бы лучше, если бы они были правы? По крайней мере, тогда искусство могло бы обойтись без трагического отношения к жизни