ЖАВОРОНКИ МИНЕРВЫ

Слово "всечеловек". - Конец российской науки? - Фантазм знания. - Философ становится жаворонком. - Физические эксперименты в 20 в. и метафизические в 21-ом. - Постиндивидуализм. - Информационный взрыв. - Новая бедность. - Временение.

Михаил Эпштейн отвечает на вопросы Сергея Тетерина

  С.Т. Техно-гуманитарному вестнику" недавно исполнилось полгода. Как Вы и Алексрома пришли к сотрудничеству над сетевым проектом и как "делите роли"?

  М. Э. С Алексромой нас познакомило слово "всечеловек". В октябре 2000 я разослал это слово в очередном выпуске "Дара слова" - и тут же получил ответ Алексромы: "ВСЕЧЕЛОВЕК - это звучит GORDO! Как раз тот термин, который я подыскивал для человека будущего, скованного одной сетью. Непременно использую во второй части своей футур-статьи." Я эту статью прочитал с большим интересом – она о метафизических горизонтах современной науки.

  Так мы познакомились - и вскоре договорились издавать сетевой "Веер будущностей. Техно-гуманитарный вестник", который выходит с 1 декабря 2000. Дело на интернете делается так же скоро, как сказка сказывается, это практически одно и то же. То, что исходным паролем у нас оказалось слово "всечеловек", во многом предопределило вектор нашего сотрудничества: нас интересуют пути в будущее, общие для всего человечества (а прошлое у всех народов разное).

  Наш проект- технософия, т.е. попытка соединить современное развитие науки и техники, злобу дня, с "добровечными" метафизическими, этическими, эстетическими вопросами. Это журнал вариативной футурологии, которая говорит не об одном будущем, а о многих будущностях, веерно расходящихся из настоящего – отсюда и название. У нас нет фиксированных ролей, но Александр больше занимается естественными науками и техническими новинками, ведет раздел новостей на центральной полосе журнала, а также гостевую книгу. Я же поставляю концептуально-статейные материалы на гуманитарные темы, в том числе для таких разделов и циклов, как "Новые науки", "К новой модели будущего", "Философия возможного", "Дар слова. Проективный лексикон". У нас сложился достаточно устойчивый круг читателей, примерно 2300-2500 заходов в месяц. Честно говоря, этого безумно мало для такой огромной страны, тем более что, насколько мне известно, других подобных проектов, соединяющих науку и фантазию, технику и метафизику, создающих общий техно-гуманитарный контекст, - просто нет в рунете.

  К сожалению, наука - это хилая и хиреющая часть российского общественного продукта. Скажем, сайтов, посвященных только автомобилям и мотоциклам, на рунете в два с лишним раза больше (2075), чем всех научных сайтов, вместе взятых, включая математику, естественные, общественные и гуманитарные науки (998). Такова статистика Рамблера. А если посмотреть на статистику англоязычного Yahoo, то увидим, что одной только биологии посвящено в три раза больше сайтов (17120), чем автомобилям (5849), притом, что никак нельзя считать Штаты слаборазвитой автомобильной державой. Но здесь совершенно иные пропорции интересов (я говорю именно о пропорциях, а не абсолютных числах): языки и лингвистика - 2906 сайтов, математика - 1960, психология - 1381, астрономия - 2554 (все данные - на 6 июня 2001). Одна из задач "Веера" - пробудить интерес к науке если не как к позитивной профессиональной деятельности, которой в России практически невозможно заниматься (нет реквизитов, ресурсов, финансов), то по крайней мере как к грезе ума, дерзкому направлению мыслей. Нас интересует не научная фантастика, а фантастичность самой науки, которая познает законы одной природы и на их основе создает иные, многие, небывалые формы бытия. Нас интересует метафизика современной науки, которая выходит за рамки физического мироустройства и открывает нечто такое, чтораньше не снилось художникам и мифотворцам.

---

  Поговорим о Вашей работе "Протеизм. Манифест начала века". Вы заявили, что почувствовали "притяжение нового века", ощущения Нового Начала, идущего на смену постмодернисткому чувству "завершенности и исчерпанности всех культурных форм". Случилось это лет восемь назад... Как по-Вашему, наступает ли тот "глобальный сюрреал", который Вы провозгласили? Есть ли новые очевидные доказательства?

  Доказательство уже то, как и о чем мы говорим с Вами - а восемь лет назад я бы в лучшем случае месяц ждал Ваших вопросов по почте, а скорее всего, Вы бы несколько месяцев ждали оказиюв Америку, поскольку почте мы привыкли не доверять, а потом я со своими ответами ждал бы оказию в Россию. Потом показали бы нашу беседу одному редактору, другому, ждали бы решения, потом ждали бы новостей от издательства. Не прошло бы и года-двух, глядишь,наша беседа и попала бы в какой-нибудь бумажный журнальчик, которого 99.99% населения не имело бы ни малейшего шанса увидеть в глаза. А теперь наша беседа идет практически синхронно процессу мысли - и синхронно с ней идет процесс ее публикации и восприятия всеми теми, кому это интересно. То, что происходит с нами сейчас, и нельзя не воспринимать как сюр, во всяком случае, человеку моего поколения.

---

  Серьезно ли Вы относитесь к гуманитарной работе в Интернете? Можно ли, по-Вашему, стать "серьезным писателем" или "серьезным философом", публикуясь преимущественно в Интернете? (Вторая часть вопроса, ясное дело, не о Вас, поскольку Ваши заслугив оффлайне известны).

  Минуя интернет, по-моему, уже и нельзя стать "серьезным писателем" или "серьезным философом" или, во всяком случае, к тому дело идет и лет через пять-десять точно придет. Как может мысль осуществлять свою эфирно-скоростную функцию, распространяться быстрее света, если она завязана на процессах вырубки лесов, изготовления бумаги, издательской волокиты и т.д.? Вся чисто бумажная словесность в 21-ом веке перейдет на то же положение любительщины, на каком рукописание оказалось в гутенбергову эпоху. Вспоминается чеховская Вера Иосифовна Туркина, которая любила читать свои сочинения в кругу гостей и домочадцев, а публиковатъ зачем же - "ведь мы не нуждаемся". Вот и писала она то, что никому не было нужно: "мороз крепчал". Если ты профессионал умственного труда, а не библиофил и не каллиграф, то работай в сети. Экран - гораздо более пластичная среда для выживания и распространения мысли, чем бумага. Конечно, я люблю бумагу, ее запах, цвет, шуршание, как любишь свое тело, "душный, смертный плоти запах". Но компьютерная среда создает гораздо более успешный нооценоз - биоценоз мысли, и эволюционно она вытеснит бумажную печать.У мышленияотдача тем больше, чем меньше материальных посредников между умами.

  Для меня радикальный переворот совершился в 1998-2000 гг. Раньше я выносил в сеть преимущественно то, что уже выходило в бумажном виде. Теперь я сразу осетиваю свои тексты, а уже потом по мере возможности обумаживаю. Свежий пример: упомянутый Вами манифест протеизма вышел сначала в январе 2000, в сетевом "Веере", и лишьв мае - в журнале "Знамя": Debut de siecle, или От пост- к прото-. Манифест нового века. И писал его я именно для "Веера", поначалу даже не рассчитывая на бумажную публикацию.

  Я полагаю, что философ – это мозговой донор сети. Раньше философия осмысляла мир, потом она прошла через опыт насильственного преобразования мира, подгонки его под схемы разума. Сейчас начинается третья эпоха, когда философия участвует в практических проектах производства новых форм бытия. Никогда раньше производство, техника, бизнес не были столь метафизическими в своих основаниях: ведь происходит раскрутка незримых слоев материи, граничащих с иноматериальным - сознанием, психикой, генетическим кодом, неизвестными измерениями пространства. Раньше философ говорил последнее слово о мире, подводил итог. Гегель любил повторять, что сова Минервы (богини мудрости) вылетает в сумерках. Но теперь философ становится жаворонком. Он произносит первое слово о ранее никогда не бывшем. Он закладывает основания. В 21-ом веке появляются альтернативные виды разума и жизни, - генопластика, клонирование, искусственный интеллект, киборги, виртуальные миры, сюрреалы, изменение психики, расширение мозга, освоение дыр (туннелей) в пространстве и времени. Значит, философия, как наука о первоначалах, первосущностях, первопринципах, уже не спекулирует о том, что было в начале, а сама закладывает эти начала, определяет метафизические параметры инофизических, инопространственных, инопсихических миров. Философия есть мышление о мирах; раньше, когда в нашем распоряжении был один-единственный мир, философия поневоле была увечной наукой, она должна была до ломоты в мозгу размышлять, почему этот мир такой, а не другой. Когда же открывается возможность других миров, философия переходит к делу, становится сверхтехнологией первого дня творения.

  Нельзя ли привести пример?

  Если честно признаться, я был бы непрочь повстречаться со своим клоном, хотя вряд ли наука успеет доставить мне такую пищу для размышлений. Клонирование - это не просто биологический или генетический опыт, это эксперимент по вопросу о человеческой душе и ее отношении к телу, об идентичности или различии индивидов при наличии генетического тождества.

  20 век - век грандиозных физических экспериментов, но возможно, 21 век станет лабораторией метафизических экспериментов, относящихся к свободной воле, к роли случая, к проблеме двойников и возможных миров. Физические эксперименты переходят в метафизические по мере того, как создаются условия для воспроизведения основных (ранее безусловных и неизменных) элементов существования: искусственный интеллект, организм, жизнь, вселенная.

  Процитирую Ваш манифест: "Мне уже мучительно трудно читать книги, переползать взглядом со строчки на строчку, и я время от времени ловлю себя на странном жесте:ищу в своем теле щель,чтобы засунуть диск и сразупереместить в себя пару мегабайтов..." - читаем в первой части Манифеста. А нет ли переутомления от переизбытка информации, которую вываливает Сеть? Помните, как в притче о чашке чая для профессора: разве можно бесконечно наливать в человека информацию? Не станет ли это естественным ограничением для "Приобщения и Преображения"?

  Совершенно верно, не только утомление, но и воспаление мозга от переизбытка информации... А над самой информацией уже нависает переизбыток информационного шума, который производится избыточными средствами коммуникации. Раз они есть, то должны шуршать, как тростник на ветру, - эти миллиарды одновременно перелистываемых электронных страниц; отсюда такой страшный всемирный шелест при невнятности сообщений. Прошу прощения за отсылку к моей статье 1998 г. "Информационный взрыв и травма постмодерна" - там я уже высказал "наболевшее" на эту тему и с тех пор успевшее покрыться корочкой.

  Суть в том, что избыток информации связан с застоем и неразвитостью трансформационных практик. Если в вас вливают информацию ведрами, то куда-то она должна и выливаться? Мы за жизнь успеваем просмотреть тысячи фильмов, прочитать тысячи книг - а вот режиссерская, актерская, авторская деятельность удел немногих. Отсюда ощущение страшного давления и переизбытка, как будто вас изо всех сил трясут - и одновременно вы связаны по рукам и ногам. Должны возникнуть новые трансформационные практики, когда все отображенное и узнанное будет переходит в преображение и приобщение: здесь и маячат перед нами сюрреалы, виртуальные миры, нейрокосмос и прочие перспективы иной жизни и иных миров, когда индивидуум будет иметь достаточно рук, ног, мозгов, языков, чтобы трансформировать ту самую среду, которая его усиленно информирует.

  Новая эпоха изменяет человека, тут я с Вами согласен. Но в какую сторону? Вы пишете: "Идеального героя будущего можно вообразить как Эйнштейна-Башмачкина, невероятно производительного по мысли и скромно-ничтожного по притязаниям. Перед нами не великие люди и не народные массы, а индивиды, но очень маленькие, смиренно сознающие свою малость..."Кто же или что же займет место нынешних героев, людей-ньюсмейкеров, оккупировавших эфирное время и первые полосы газет?

  Скорее новости будут делать людей, чем делаться ими. Должен сказать, что читать новости в современной западной прессе - довольно скучное занятие. Новости исходят от правительственных и неправительственных организаций, монополий, компаний, технологий, фирм, судебных инстанций, а роль личности во всем этом сказывается слабо, если только она не раздута с какой-то пиаровской целью. Посмотрите на ленту новостей Yahoo -на десяток заголовков едва найдется хоть один, пахнущий личностью. При этом новостей много, но они поставлены на поток, как хорошо налаженное производство, которое, когда нужно, производит и самих ньюс-мейкеров.

  Вообще американское общество, по моим наблюдениям, постиндивидуалистично: мотивы честолюбия и славолюбия здесь играют меньшую роль, чем в тех странах, где жизнь людей тяжела, неблагоустроена и они стараются компенсировать жизненные провалы успехами своего имени и порывами в бессмертие. Американцы в общем и целом довольны своей работой, жизнью, семьей, страной и т.д., поэтому нет у них этого зуда – выделиться, остаться на все времена. Все это считается неприличным; но и по существу желание славы не мучит людей. Они стараются хорошо делать свое дело, много зарабатывать,исполнять свой долг перед Всевышним, то есть устраивать свою жизнь здесь и там, а не потом, среди потомков.

  Вы пишете о новом прото-глобализме, о жизни "поверх барьеров", которую уже сейчас может себе позволить немнногочисленная - не более 2-3 процентов - интеллектуальная и бизнес-элита (некоторые политики,ученые, артисты, журналисты). Но смогут ли так жить хотя бы двадцать процентов? (Не так уж долго осталось ждать, что население планеты увеличится в два, три раза. Представьте, если хотя бы пять миллиардов землян начнут одновременно глобально перемещаться!) Очевидно, новое время принесет и новые формы неравенства. Можете ли вы предсказать новые черты бедности и угнетения внутри "цивилизации 21-го века?" Может быть, всех бедных и необеспеченных элита сможет загнать, например, на нано-уровень существования, за 101-й нанометр.

  [Нанотехнология - технология объектов, размеры которыхпорядка одной миллиардной части метра, примерно четыре атома в длину (от греческого "nanos"- "карлик")]

  Новая форма неравенства - уже не имущественная, а информационно-интеллектуальная. Опять сошлюсь на статью об "Информационном взрыве". Поскольку в 21-ом веке основные формы богатства и накопления перейдут в область информации, можно ожидать социальных взрывов от тех, которые оказались обделенными информационным капиталом и не вписались в информационное общество.

  Между прочим, среди "дураков" встречаются отменно умные и хитрые, так сказать, гении и вожди армии дураков, профессиональные идиоты прогресса, которые на любых умников найдут управу. Ленин, Сталин, Гитлер...Трудно предположить, в какие формы это может вылиться - но революции 20-го века могут показаться шалостями уличных забияк в сравнении с информационными бунтами 21-го века. Это может быть и изощренная вирусомания, и какая-нибудь хитрая перенастройка сетей, - не обязательно луддитство с топором против компьютера.

  Общий вывод тот, что любая диспропорция в развитии человечества рано или поздно находит насильственный и катастрофический выход. Поэтому и к следующей, все более явной диспропорции нужно отнестись как можно серьезнее и предугадать ее последствия заблаговременно. Это вопрос поглупения основной массы людей относительно накопленного ума человечества. Если в 19-ом веке такими отверженными от материального прогресса и изобилия представали пролетарии, то как мы назовем эту растущую группу людей в 21-ом веке? Жертвами информационного террора? Юродивыми компьютерного века?

  Сложность в том, что информационные богатства труднее распределить, чем материальные, хотя, на первый взгляд, верно обратное. Чтобы распределить кусок хлеба между пятью едоками, нужно поделить его на пять частей, т.е. создать предпосылку недоедания. А чтобы распределить одну идею между пятью умами, не нужно ее делить, напротив, она впятеро умножится, усвоенная каждым умом по-своему. Информационный капитал легко умножается, зато приносит новую, еще неведомую нам трагедию - непотребляемого избытка. Ум, который не может воспринять какой-то идеи или информации, легко потребляемой другими, - это уже в зародыше злой, разрушительный ум. Непонимание - страшнее недоедания, потому что голодному можно дать хлеба, а непонимающему, "глупому" нельзя дать идеи - он ее не может потребить. Это как голодающий человек без желудка. Как его накормить?

  Ваш Вестник пишет о будущем и даже пытается его приумножить, развернуть веером. Чем объяснить Вашу увлеченность будущим, можно даже сказать, романтическое к нему отношение ?

   Я люблю будущее не потому, что оно лучше настоящего, а потому что я люблю скорость во времени - гораздо больше, чем в пространстве, - люблю разгон, ускорение, и именно так, как упругость времени, как ветер в лицо, воспринимаю будущее. Во времени меня волнует само его волнение, пульсация, временение. Будущее для меня - это не настоящее, перенесенное из одного момента времени в другой, а стояние на грани сущего, акт переступания, побега. Будущее - это причастие от глагола "быть", и как причастие, оно еще хранит в себе глагольный рывок.

  Я люблю, когда проносятся по сторонам и отлетают назад приметы лет, десятилетий, столетий. Сколько лет - столько отлетов. Вот уже и компьютеры, которые лишь лет пятнадцать назад выплыли из-за горизонта, чуть-чуть смещаются в прошлое, покрываются исторической пылью. В прошлое плыть трудно, поскольку плывешь как бы против течения времени и скорость заведомо снижена. А на пути в будущее тебя подхватывает ток времени, и захлест, нахлын скорости наибольший. Будущее для меня - это не где, а куда. К сожалению, для временных отношений есть только одно наречное местоимение - когда, но оно меня вполне устраивает, ибо созвучно куда. А есть люди, для которых будущее отвечает на вопрос "когде?" - там, потом, в другое время. Такое будущее для меня менее интересно, чем настоящее.